Корни. Роман-гипотеза. Илья Тамигин

со страху – уж больно вид у бабки был грозный. Опамятавшись, хотела ускрестись восвояси понезаметнее, но Комариха поманила согнутым пальцем. Делать нечего, подошла Ульяна.

      – Вот что, молодка, – звучным низким голосом произнесла бабка, – Вели-ка своему мужику мне волокушу изладить. И лошадь приведи, с волокушей, значит, и лопатой. Я здесь буду ждать.

      Ульяна ослушаться не посмела, бегом побежала в деревню. Растолкала мужа – Демьяна, вернувшегося на рассвете пьяным (где только ночью пойло достал, ирод окаянный?), затараторила:

      – Ой, Демьянушка! Вставай! Бабка Комариха ить мне приказала лошадь с волокушею привести, у кладбища ждет!

      Демьян вскочил, как ошпаренный. Бабку он знал хорошо, было дело, залечила она ему свищ на голени, с войны привезенный. Как откажешь? Сноровисто соорудил волокушу из двух жердей, переплел ивовыми ветками. Взял лопату. Впряг Лягву.

      – Вот, готово!

      Ульяна заробела, но быстро нашлась.

      – Сходи уж сам, Демьянушка, а я, пока ты ходишь, оладышков напеку… и, вообще, все, что захочешь, ни в чем не откажу! – промурлыкала она грудным голосом с придыханием.

      – И по стыдному? – воодушевился Демьян.

      – Ой! Как скажешь, так и будет!

      Демьяну тоже было страшновато, почему-то, но посулы перевесили. Пошел! Через час был уже у кладбища.

      – А, пришел, касатик! Копай здесь! – показала колдунья на могилу свежезакопанного татарина.

      Демьяну стало дурно. Кишки забурчали, ноги ослабли. Наверное, потому, что не позавтракал, даже воды не попил второпях. Но отказаться – себе дороже, кто её, бабку знает, она, рассердившись, ка-ак порчу наведет – и всё: был Демьян, да весь вышел, как говорится! Выкопал татарина и на волокушу уложил. Только и смог спросить языком непослушным:

      – На что он тебе, бабушка?

      Ожгла его Комариха суровым взглядом и отрезала:

      – Надо!!! Для опытов!!!

      Потом, грозно палец уставив, тихо-тихо прошелестела:

      – Могилку засыпь, как было. И, смотри, пома-алкивай!

      Ни угроз, ничего. Да только Демьян смикитил, что, ежели расскажет кому хоть полслова, даже не расскажет, а намекнет, или просто глаз прищурит, то… Что «то», додумать побоялся. Засыпал могилу, повернулся – и давай Бог ноги! Домой, к Ульяне, сыну Виленушке и оладышкам!

      А Комариха повела Лягву в тайгу. Тропинка узенькая, едва заметная, кое-где завалы из валежника, ямы. Три часа шли. Вот, наконец, и избушка – на двух столбах-сваях, как на куриных ногах, всего шесть венцов, одно окошко да дверь с крылечком в пять ступенек. Ну, труба на крыше. Маленькая, короче, хоромина.

      Сняла бабка Джима с волокуши, втащила волоком в своё жилище. Умыла водой из ручья, уложила на лавку, накрыла ветошью. Вышла обратно, отвязала волокушу, стегнула Лягву прутиком: иди, мол, домой! А сама села травы разбирать. Разбирает, раскладывает, на Джима поглядывает.

      К вечеру второго дня (ровно