Корни. Роман-гипотеза. Илья Тамигин

ухал филин. Оставшемуся у телеги Лукину было неуютно, и он выпил ещё сто граммов. Внутри захорошело, и ни мрак ночи, ни два покойника в телеге, ни дурак-филин больше не беспокоили.

      Через час с хвостиком, когда он уже клевал носом, задрёмывая, землекопы вернулись.

      – Готово, товарищ Лукин!

      Они взяли труп Варнавы и понесли. Лукин освещал дорогу. Опустив ношу в не такую уж и глубокую (не более метра) могилу, и засыпав землёй, вернулись за вторым мертвецом.

      – Ух, и тяжелый же! Вдвое против того! – посетовал Демьян и присовокупил несколько междометий и народных выражений.

      – Ага! – подтвердил Федотыч, человек пожилой и отнюдь не богатырь, после чего добавил более обширный комментарий, тоже из народный выражений.

      На полпути остановились передохнуть, положили мистера Тики на землю. Край брезента завернулся и стало видно лицо.

      – Слышь, кум! Татарин, вроде? – нагнулся поближе Федотыч.

      – Точно, татарин! – подтвердил Демьян, – Товарищ Лукин! Он татарин!

      – Ну, татарин, ну, и что? – ворчливо отозвался Лукин.

      – А то! Кладбище у нас православное! Как татарина нерусского хоронить?

      Лукин, которому очень хотелось закончить это неприятное дело побыстрее, обозлился:

      – Ты мне религиозную пропаганду прекращай! Нынче все равны! И русские, и татары. Ишь, дискриминацию разводит, мракобес!

      Ученое слово слегка поколебало «мракобеса», но он твердо стоял на своем:

      – Не будем мы нехристя на нашем кладбище закапывать! Верно, Федотыч?

      – Ну! – кислым голосом подтвердил путевой обходчик, между нами говоря, не посещавший церковь уже лет тридцать.

      Лукин начал терять терпение и с трудом сдержался, чтобы не разразиться грязной бранью. Только помянул матерей Демьяна и Федотыча в причудливом контексте.

      – Ну, и что вы предлагаете?

      Мужики почесали в затылках.

      – Чего, чего… За оградой похороним, во! – рубанул воздух ребром мозолистой ладони Демьян, – Так-то правильней будет!

      Федотыч только вздохнул. Перспектива снова корячиться с лопатой его отнюдь не радовала, но перечить Демьяну он не решился.

      – Да пёс с вами, ройте, коли охота! Только я ни грамма не добавлю! – индиффирентно заложив руки за спину, заявил Лукин.

      Джима оттащили за пределы кладбища шагов на полсотни, туда, где начиналась тайга. Могилу вырыли совсем уже неглубокую, меньше метра. Лукин не настаивал. Джима опустили на дно ямы и наспех закидали землей.

      – Супесь, однако, – пояснил, неизвестно зачем, Демьян.

      Лукин воткнул в ногах свежих могил таблички с написанными химическим карандашом номерами дел и фамилиями. Затем все трое сели на телегу, выпили по сто пятьдесят граммов на помин душ неизвестных покойников и за успешное окончание работы. Закусили хлебом с салом и вялыми солеными (прошлогодними) огурцами.

      – Н-но, Лягва! – прикрикнул Демьян, шлепая кобылу прутиком по крупу.

      Лошадь