Темное дело. Т. 1. Николай Вагнер

которую публика встретила холодно.

      Театр был полон, но ни одного из военных и из кружка нашей молодёжи не было. Явился один только неизменный Кельхблюм.

      – А Сары нет! – сказал я, подходя к нему.

      – Да, нет? – ответил он холодно и сердито. – А вчера вышел скандал, и ей запретили являться на сцену.

      – Какой скандал? Кто запретил? – спросил я, а сам подумал: врёшь, приятель; я знаю, почему ей запретили являться.

      Кельхблюм рассказал, что вчера вызовам не было конца, и уланы до того расшумелись, что должен был приехать сам бригадный командир С-й и многих посадил под арест.

      Дождавшись антракта, я ушел и, разумеется, направился опять на Покровскую, к Акламовскому дому.

      Но дом был весь темный. Даже подъезд не был освещён, и только уличные фонари тускло горели, а пронзительный ветер бороздил воду в лужах, и с крыш текло немилосердно. Была оттепель.

      Совершенно не в духе отправился я домой, написал в деревню и, чуть не плача с досады, завалился спать.

      А на другой день, в десятом часу, я снова был на Покровской. Я издали ещё увидал чёрного рысака, покрытого голубой накидкой, увидал и Ришку, и толпу девочек. Все совершенно так, как было вчера.

      Я подошел так, что Ришка меня не заметила, увлеченная своим гешефтом. Она продавала по копейке вчерашний трактирный мармелад.

      Взглянув в мою сторону, она увидала меня, мгновенно вся как будто съежилась, точно хотела спрятатъся куда-нибудь и страшно побледнела. Впрочем, она и без того была из-зелена бледная.

      – Кыш все! В сторону! – закричал я на девчат и, вынув из кошелька горсть мелких денег, далеко швырнул их на улицу.

      Вся компания с пронзительным визгом бросилась подбирать их.

      Я подошел к Ришке.

LIII

      – Куда ты дела мой бумажник и 600 рублей? – спросил я её строго, и я никогда не забуду её фигуры в эту минуту и того голоса, которым она ответила.

      Она удивительно напомнила мне хорька, которого раз я затравил около амбара. Когда он увидал, что уйти ему было некуда, он весь ощетинился, встал на задние лапы, оскалил зубы и завизжал таким злобным пронзительным визгом, что даже псы мои остановились в недоумении.

      – Какой такой бумазник? Каки деньги? Ницего не брала я от вас… – забарабанила Ришка визгливо, пронзительно, и голос её обрывался.

      – Слушай! – сказал я глухо и грозно, подступив к ней ещё ближе, так что она совсем побледнела и широко раскрыла рот. – Мне не дороги деньги и письма, что были в бумажнике, мне дороги записка от Сары, которая была там, и если ты мне сегодня же не принесешь ответ на мою записку, то ты мне больше не попадайся на глаза. Слышишь!

      И тут только я вспомнил, что мне надо было заготовить эту записку, что я один, без пособия какого-нибудь немца, ни за что не мог соорудить её.

      – Сегодня в два часа, – продолжал я, – ты придешь ко мне за запиской в гостиницу Кавалкина. Если ты мне принесешь ответ от Сары, то получишь по золотому за каждую строчку.

      И я вынул из кошелька несколько золотых и позвенел ими