Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть девятая. Нелли Шульман

отправкой подразделения дальше на запад, армия поправит, как он выразился, все бараки в Мон-Сен-Мартене:

      – До весны еще долго, – сказал полковник, – и вообще, вряд ли вы каменные дома даже весной начнете строить. Не стоит, чтобы люди друг у друга на головах ютились… – во время оккупации в каждой комнатке, в бараке, жило по нескольку женщин с детьми. Из тыла привезли походные печи, снабдив ими новые строения. Дети носились во дворах, среди курятников и сарайчиков с кроликами. Девочкам солдаты вырезали деревянных кукол, мальчишки помогали саперам, распиливая доски, копошась на лесах.

      На «Луизе» и других шахтах компании вчера началась работа. Собрав совещание, в рудничном управлении, Федор смотрел на инженеров и техников:

      – Те, кто во время оккупации в живых остался. Они либо в концлагере сидели, либо в отрядах Монаха воевали… – кузен Меир сказал Федору, что, по документам, в компании не было совета директоров:

      – Предприятия единолично принадлежали покойному дяде Виллему, – заметил Меир, – я связался с его брюссельским адвокатом, сообщил, что Маргарита выжила… – по завещанию, написанному покойным бароном, после того, как его сын принял сан, компания переходила в полную собственность Маргариты:

      – Когда она совершеннолетней станет, – объяснил Меир, – то есть это еще больше десяти лет. Дядя Виллем распорядился, чтобы семья назначила опекунов девочке… – Меир почесал ручкой коротко стриженые, но все равно, немного растрепавшиеся волосы, – надо этим заняться, после войны… – Федор кивнул за окно барака: «Его».

      – И ее… – полковник Горовиц не смог сдержать улыбки, – я, кстати, узнал, где в Льеже цветочный магазин. Они работают, несмотря на войну и все остальное… – Меир повел рукой:

      – И я ему сказал, что мой виллис в его распоряжении… – услышав о машине, Гольдберг, недовольно покрутил головой:

      – Я бы мог и сам до Льежа добраться… – Меир похлопал его по плечу:

      – Ты две недели назад подорвал рельсы, ведущие в Льеж. Хромать туда, тридцать километров, я тебе не позволю… – Монах, было, завел разговор о першеронах, с фермы покойного месье Верне. Туда переселились дальние родственники старика, бывший заключенный в концлагере, шахтер, с женой и детьми.

      Меир вскинул бровь:

      – На телеге туда долго ехать… – Гольдберг отозвался:

      – Я никуда не тороплюсь… – полковник Горовиц присел на край стола, разминая сигарету:

      – Очень зря, дорогой доктор. Я не торопился… – Меир вздохнул, – а надо было бы. А теперь, видишь, чем все закончилось… – Меир чувствовал себя виноватым в гибели Ирены. Он проводил взглядом Гольдберга:

      – Больше никому, кроме Ирены, я не понадоблюсь. Только она могла меня принять, калеку. Она меня любила… – с Розой никто из них не говорил. Меир ее немного побаивался, а Федор только хохотнул, когда полковник Горовиц завел речь о Розе:

      – Поверь мне, ни в каких разговорах