Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть девятая. Нелли Шульман

тогда ко мне пришла, хотела… Правильно Мишель говорил, от нее молнии бьют, страшно рядом стоять. Монах совсем дурак, что ли? Не видит такого? Надо с ним поговорить, вот что… – решил Федор:

      – Она-то к нему не явится, у нее все серьезно сейчас. Не так, как в Африке, со мной… – он видел тоску в темных, больших глазах девушки.

      Роза замедлила ход виллиса:

      – Толпа какая-то… – шоссе из Вервье последние несколько километров шло по лесу. Едва начались заснеженные сосны, как Роза улыбнулась:

      – Здесь у Монаха снайперы сидели, на платформах… – девушка обругала себя:

      – Не можешь и слова сказать, чтобы его не вспомнить. Роза любит Эмиля… Оставь, ты не подросток давно… – ей, все равно, хотелось послать Монаху записочку, как в школе:

      – Или на танец его пригласить, хотя он не танцует… – кабачки, в Мон-Сен-Мартене, успели повесить рукописные объявления:

      – Открытие на следующей неделе. Танцы, два бокала пива или сидра по цене одного… – судя по всему, крепкие напитки в Мон-Сен-Мартене так и не собирались подавать. Роза слышала, как местные девушки хихикали, обсуждая американских солдат, оставшихся в городке:

      – Саперы, службы тыла, медики. Среди них и католики есть. Капеллан католический приезжает, будет в часовне служить. Церковь восстановят, непременно. Скоро венчания начнутся… – приезжал еще и военный раввин, но, по мнению Розы, кроме занятий с еврейскими детьми, ему здесь больше делать было нечего. Она затянула рычаг ручного тормоза. Над толпой женщин бился крик:

      – Пожалуйста, я ни в чем не виновата, пожалуйста… – Роза, решительно, прошла к середине дороги. Мадемуазель Флоранс, в грязном, порванном пальто хорошей шерсти, с черно-бурой лисой, стояла на коленях, вытирая испачканное лицо. Рядом валялись два саквояжа, сапожки девушки слетели, чулки измазала дорожная глина. Задувал прохладный, сырой ветерок. Какая-то женщина, рядом с Розой, крикнула:

      – Вот и ножницы, с бритвой! Держите ее крепче… – Розе, сзади на плечо, положили руку:

      – Шахтеры сказали, ее в лесу нашли… – хмуро шепнул Теодор, – она уйти пыталась. В саквояжах одних золотых часов сорок штук. Кольца, браслеты, ожерелья… – он сплюнул себе под ноги:

      – Я ее пальто шила, – вспомнила Роза, – и костюм на ней тоже моей руки… – мадемуазель Флоранс завизжала, мотая головой: «Нет, нет, не надо!».

      – Подстилка! – две женщины, крепко, держали ее за плечи, третья щелкала ножницами:

      – Ты жрала мясо и спала в тепле, в бошевской постели, а наши дети умирали от голода… – девушку опустили лицом в грязь, пригнув к шоссе. В нее летели комья снега, женщины рвали на ней одежду:

      – Моя дочь умерла, потому, что мне нечем было ее кормить… – худая девушка, по виду ровесница Флоранс, вцепилась ей в голову, – мой муж умер в концлагере, и мне даже не отдали его тело! Сука, сука… – Федор, издалека, увидел военный виллис, с Меиром за рулем. Он пошел наперерез