Собрание сочинений. Том 1. Поэзия. Илья Кормильцев

косматоглаво в сырой песок.

      Созрело. Захохотало в сосновом бору.

      Наполненное светом, лопнуло,

      Как безобразный гнойник.

      Брызнуло в глаза. Замутило взгляд.

      И только тут я заметил отсутствие себя.

      Ты сказал: «И в опрокинутой рюмке остается вино…»

      Да, но как его выпить?

      В трех стенах разума с выходом, ведущим

      к прошлому,

      Не может быть влечения,

      Не может быть иного состояния, кроме затянутого взгляда

      На Я-прежде;

      Лето промчалось, ничего не оставив,

      Кроме размытого воспоминания о воспоминаниях.

      Открытое окно – морщинистые веки стекла

      Распахнуты, освежая взор влажным языком

      Полночного веяния:

      Обсосанные леденцы, облизанные свежестью –

      Можем ли мы вопросить, можем ли мы осмелиться

      Спросить, для чего и как

      Надевают на голову Времени черный колпак?

      В трех стенах комнаты не видно иного выхода,

      Кроме окна, открытого в неизбежность.

      Видишь ли, над твоей головой пробегает

      Стайка девушек, сморщенных, как

      Сухофрукты из компота:

      Душ – постель, душ – постель, душ – постель –

      И бесконечно их лица повторяются, не повторяясь.

      Серпик Луны в четверть фазы

      Похож на зеленую завязь:

      Каждый день Луна возрастает,

      В сочетанье с Сатурном давая

      Жидкую кровь, меланхолию – и этот день

      Покровительствует нечестивцам.

      В трех углах кладбища нет иного выхода,

      Кроме заросшей вероникой тропинки,

      Ведущей в угол нечестивцев:

      И желчные листики вероники

      Хранят портреты святых нечестивцев,

      Похороненных за кладбищенской оградой.

      Проржавевшая дорога упирается прямо

      В их полузабытые могилы, где только

      Высохшие букетики похожи на заботливые веники,

      Сметающие пыль с имен нечестивцев.

      А лето промчалось, составив список

      Представленных к награждению:

      Всех вероотступников, с мозгами,

      Прикипевшими к крышке черепа,

      Всех, менявших одежду гостиниц,

      Гостивших в различных постелях –

      О лето, тянущее жевательную резинку

      Любви среди ивовых зарослей

      Пригородного пляжа!

      И я не могу остановиться перед рискою

      Влажной губы, ощущая ее, как переход

      На тенистую сторону лета,

      Предводитель нечестивцев, ересиарх,

      Отрицающий даже видимое глазами,

      Мою любовь, блуждающую,

      Касающуюся влажными бедрами бледных кисточек вёха,

      С лютиками, приникающими к черному треугольнику лобка,

      Идущую, повязав свои волосы красной индейскою лентой –

      Тебя – прошу! – превратить ее в дятла-желну.

      Ибо есть ли выход из трех стен,

      Кроме монотонной последовательности ударов,

      Кроме коричной трухи, разметанной шлейфом

      Под солнечным диском, кроме глянцевой солоноватости

      Утренних