Собрание сочинений. Том 1. Поэзия. Илья Кормильцев

очи огромны!

      И нескромны, как жизнь нескромна

      К тайнам исчадий своих…

      Недостойные жизни – достойны лишь зла и добра.

      Тем, кто истинно есть – тем прилична иная судьба:

      Терминатора света и тьмы; в оседании мути

      Наблюдать проясненье кристальное сути.

      Грязь добром не унизь!

      Там, где грязи подходы открыты –

      Жди рождения новых открытий.

      А иначе ты сам

      С болью своей и любовью –

      Лишь безумный агент страховой,

      выживший в атомном пекле,

      Что, размахивая пачкой горелых листков,

      Ищет под пеплом наследников.

      «В этом безмолвном пруду ослепленной Земли…»

      В этом безмолвном пруду ослепленной Земли

      Города – как кувшинки: раскрывают соцветья лишь ночью.

      Веря – молчи. Но не веруя – тоже молчи,

      Ибо каналы твоих восприятий висят на цепочке,

      На брелоке всенощного стража Петра.

      Если где-то в рай и открывается дверь,

      Может, совсем не тебе, но по звону полночных небес

      Понимаешь – кому-то

      Ты воспарению чувств бессловесно поверь,

      Ибо подошва твоих восприятий

      Кремнистой дорогой разута.

      Вряд ли столь важно,

      кто

      пропуск в Эдем получил,

      Когда в полвторого тебя фонари погружают в затменье,

      Важно, что есть эта ДВЕРЬ –

      ну а ты иль не ты –

      выше и выше вовек твоего разуменья.

      Женщину встретив полночной порой,

      не доверься глазам,

      Различающим ясно лохмотья и выступы плоти:

      Может, это – ниспосланный грешнику ангел небес?

      Только глаза загрубели, и сердце бесстрастно колотит?

      Пьяного встретив – песни за райское пенье прими

      (в это ли время ушам неразумно поверить?)

      Так в этот час обратится в дорогу тупик,

      И на бетонной стене обнаружатся двери.

      В игры невинные

      с тенью и светом играй.

      В сердце великая

      смена эпох происходит.

      Может, сейчас

      на тебя

      благодатно нисходит твой рай,

      Лишь потому,

      что к кому-то

      он вправду нисходит.

      Молчаливый соловей

      купальщицы ногой босою море крови топчут

      тепла ль еще? не застудит ли грудь?

      Мой Соловей, пропой им, не забудь,

      шипом прокалывая сердце, песню,

      с которой Лодочника провожал ты в путь.

      того, кто спился от работы вечной,

      кто знает, что на берегу ином

      их встретят тени вьющихся растений

      и те же муки – год за годом, день за днем.

      да, песня та была всем песням песнь!

      в ней не было ни звука: сочетанье

      ритмических фигур молчанья

      и в гармоническом порядке

      ты слил с молчаньем пустоту

      и дал нам зримый образ неживого тела,

      хранящего живую красоту.

      ведь то был самый лучший похоронный