Собрание сочинений. Том 1. Поэзия. Илья Кормильцев

дворников!

      Сколько собирателей пуха!

      Пересекаем коралловый песок в неясном свете.

      Сколько ловцов ставит сети!

      Звук перебирается, прижимаясь к стенам.

      Из уха в ухо – от бесконечных лун на интегралы скрипок.

      Что сталкивается на небесах:

      пустые звезды или значение судеб?

      Тени кругом – все в мантиях судей.

      Мы возвращаемся в дом.

      Возвращаемся в дом.

      Выйди, сынок, встань на порог.

      Это день возвращенья, ибо кости к суставам

      стремятся.

      Сколько мы ни уходим – круглое время.

      Магеллан, Магеллан – ты седеешь,

      но покинуть орбиту не смеешь,

      так как время – почти что арбуз.

      Совершенно кругло и лысо:

      на планете король и крыса –

      можно миловать, можно казнить –

      все равно неразрывна нить

      между futurum и plusquamperfectum.

      Может свет невесомый гнить

      между звездами, словно солома –

      просто слишком время огромно

      при гниении света звезд.

      Мы возвращаемся в дом.

      Возвращаемся в дом.

      Только дело не в том, что мы постарели

      и серый наждак беспробудной щетины

      залег среди хрупких морщинок.

      Дело совсем не в том.

      Даже когда мы моложе были

      и звуки музыки плыли

      беспрерывным святым полотном,

      выходя из дома – мы направлялись в дом.

      Я возвращаюсь в сиянье и блеске –

      сгнивший остаток былого начала.

      Встреть, как встречала!

      В расцвете, упадке или гниенье –

      все на пути возвращенья.

      И непониманье и откровенье –

      все в возвращенье.

      Косари

      Трава привстала на носки корней.

      Обабок потный в капюшоне листьев,

      Качаясь на чешуйчатой ноге,

      Заворожил осклизлые грибы.

      Он – дервиш

      Поющих луж, проселков,

      Косарей, лежащих на листве

      Вокруг истлевшей бочки, из которой

      Полтысячелетия сочится мед.

      И ржавчина и гниль на месте кос

      Нисколько не смущают захмелевших –

      Они безумно смотрят на покос.

      Их дождь корит, гноя густые травы,

      Но самый старший косарь говорит:

      «Там, где мы хоронили наших предков,

      Все смешано насмешливо и зло,

      То тимофеевки клонится колос редкий,

      То вежливо бормочет плевелье.

      Кто вложит шибболет в цветущие уста?

      Кто лезвие направит, не робея?

      Мы знаем, что косы ждет орхидея,

      Но к орхидее не пройдет коса!

      Ведь все меняется, не глядя, лепестками,

      И охмуряет этим меткий глаз:

      Вот горицвет пылал огонь-цветками,

      Но глянь – и там пырей, где он погас.

      И меткий глаз становится глупей,

      И гнева царского предожидает шея:

      Изменник воронов – из рода голубей

      Иль ворон, только статью похищнее?

      Никто