Внучка берендеева. Третий лишний. Карина Демина

куда дальше?

      – А туда… – Кирей указал на кривобокий дубок, который поднимался над холмом. Как холмом… холмиком…

      …склепом.

      Старым склепом, который успел опуститься в болотистую жирную землю. А может, она приподнялась, обняла его влажноватым покрывалом мхов, расцветила желтым лишайником, пытаясь хоть как-то украсить камни.

      Глыбины сложены были плотно.

      Тесно одна к другой.

      Над ними воздух дрожал, будто от жара.

      – Здравствуй, Арей. – Царица сидела на скамеечке у приоткрытых ворот. Проржавелые, они гляделись до того хрупкими, что тронь – и рассыплются.

      Ложь.

      Арей это почуял.

      И магию, окружавшую это место плотным коконом. Магия эта была незнакома ему, густая, она потянулась к Арею, оплела, обволокла паутиной.

      Первым порывом было смахнуть эту паутину.

      Избавиться.

      Но Арей сдержался.

      – Хорошо. – Царица позволила себе улыбку. – Ты с собой смог совладать. Не стоит бояться. Охранитель лишь убедится, что ты не желаешь мне зла.

      – А я не желаю?

      Огонь брал свое.

      И Арей запоздало прикусил язык. Все же дерзко вышло. Не говорят так с царицами.

      – Не желаешь. – Она разглядывала его. Внимательна. И… чего увидеть желает? Арей стоял. Он поклонился, как умел, и спину разогнул, ибо не боярин, чтобы взыскивать милостей показной покорностью. – Зачем тебе желать зла слабой женщине?

      Магия отползла.

      Она свернулась у ног царицы, обретя обличье дворового пса. Не холеного волкодава, которые ноне на каждом втором подворье держат, и не борзой, собаки благородной, и не махонькой пустолайки, из тех, что боярынь забавляют.

      Нет, пес был сер и уродлив.

      Кривоглаз.

      С шерстью свалявшейся, сквозь которую просвечивали рубцы.

      Он скалился, наблюдая за Ареем единственным блеклым глазом своим, и оттого Арею делалось жутко. Было в этой твари нечто, роднящее ее с подгорной тварью.

      – Незачем, – произнес Арей, явственно представивши, что вот-вот сейчас сам ляжет к ногам царицыным, если не верным псом, то телом бездыханным. Найдется ли на пустыре яма какая, годная, чтоб тело его прикопали?

      – Вот и я думаю, что совершенно незачем… нам с тобой делить нечего. – Тонкая ручка легла на хребтину твари, скользнули пальчики по косматой шерсти. – А помочь друг другу мы способны, да… ты уже знаешь, что твоя мачеха отошла в мир иной?

      – Сказывали.

      – А что отошла она… не сама?

      – Нет. Но мне… подумалось.

      – Это хорошо. Мне нравится, когда люди думать умеют.

      Царица рученьку приподняла, и липкая магия потянулась за ней, не желая расставаться. Серые нити. Грязные. Неужто сама она того не замечает.

      Привыкла?

      – Ксению Микитичну при дворе жаловали… мой супруг не раз говаривал, что редкостного ума женщина… но и его, видать, не хватило, чтоб с запретной волшбой не связываться.

      Арей молчал.

      Если его и позвали для разговору, то скажут, когда настанет его черед говорить. А пока ему