Внучка берендеева. Третий лишний. Карина Демина

гневом огненным, с которым не совладать, – только сейчас известна стала?

      – Оттого, что боярыня в ненависти своей, прятала заветную грамоту…

      – И не спалила?

      – Верно, настолько совести не утратила. – Теперь губы царицыны алые дрогнули, сложились в подобие улыбки. – Или боялась, что Божиня этакого не простит…

      …мертвый пепел простит, а грамоту сожженную – нет?

      – Думаете, вцепятся в меня и про вас забудут?

      – Не наглей. – Легкое движение пальцев, и сила накрыла Арея, сырая, что земля, тяжелая. Того и гляди погребет. – Но нет, не думаю… таких, как ты, сотня нужна, чтобы про меня забыли, да и то… но птичка по зернышку клюет. А одна кость, своре собак брошенная, эту свору надолго занять способна. Так что постарайся, боярин… сделай так, чтобы тебя ненавидели…

      Вряд ли сие будет сложно.

      – А заодно уж… – Царица пальцами щелкнула, и сила откатилась. Недалече. Арей чувствовал ее спиною, этакую башню гранитную, сложенную из стылого камня. Поведет царица бровью, и обрушится башня, погребет его с головой. – Заодно уж невесту тебе приглядеть надобно…

      – У меня есть.

      – У тебя будет, – холодно поправила царица. – Возможно. В далекой перспективе. Если все выйдет так, как моим сыновьям хочется. Но пока, если я не ошибаюсь, девушка значится невестой Кирея… я ведь не ошибаюсь?

      Кирей, который до того молча держался в отдалении, сказал:

      – Нет.

      – Вот… а двоемужие у нас как-то не принято…

      Вновь усмешка.

      С ледком.

      С холодком в глазах, в которые глядеться – наглость, и Арей за нее наказан будет. Шатается башня за спиной, шелестят каменья, осыпаясь. Скажи хоть слово…

      – А наследнику великого рода негоже без невесты ходить. Мало ли, что случится? Мы не можем допустить, чтобы сей род угас… а потом… пожалуй, я знаю, что делать… Кирей, мальчик мой, ты-то против не будешь? Ильюшка, пожалуй, обидеться способен, а с другой стороны… вы ведь друг с другом хорошо познакомиться успели. Ты ему жизнь спас… а это благодарности стоит, верно?

      Нехорошо стало.

      – Потому считай сие знаком особой милости. Нам с супругом горько осознавать, что воля нашего верного слуги столь долго не исполнялась. И во искупление, во знак особое милости, мы отдаем тебе, боярин, в жены Любляну Батош-Жиневскую…

      Арей рот открыл.

      Сказал бы, да… тычок в ребра образумил.

      – …и о том, не далее как третьего дня, объявят во всех храмах. Будут звенеть колокола в вашу славу… рад ли ты, боярин?

      – Безмерно, – только и сумел выдавить Арей.

      …обратно шли тропой обыкновенной. Как обыкновенной… узкая, серая, вновь же, что не по земле ступаешь – по пыли, которая к сапогам липнет. И такая, паскудина, тягучая, что и ногу отрывать от этое дорожки – что из болота тянуть.

      Вздыхает земля.

      И небо давит.

      Мошкой себя чувствуешь, не человеком.

      …тропа вывела к стене Акадэмии.

      И красного камня сложенная, та показалась столь родной, что Арей едва не расплакался от счастья. Вот же… древняя