Внучка берендеева. Третий лишний. Карина Демина

эта стоит.

      Усмехается.

      Палец к губам прижала. Мол, молчи, Красава, что видишь, а иначе столкнут и тебя в воду. А она студеная… хочешь, Красава, тайну расскажу? Такую, которую никто не ведает?

      Нет.

      Или красавицею сделаю? Ты-то мужа любишь, а вот он тебя… любит ли? Вправду думаешь? Ты не хороша, а в тягости и вовсе подурнела… девка будет… девки из матери красоту тянут. Вот и останешься рыхлою да дебелой. Нет, бросить тебя муж не бросит. Порядочный он. Но разве легче с того?

      Заведет полюбовницу.

      Холопок-то красивых без меры, ты же…

      Нет.

      Жарко.

      И холодно. Холод у самого сердца и не дает сгореть вовсе… и Красава в эту искорку холода вцепилась. Знала, что коль отпустит, то и сгорит.

      Не желала.

      Держала. Сжимала в мертвеющих пальцах. И дышать становилось легче. Женщина исчезла, зато появился дед. Он ничего не говорил, лишь головой качал укоризненно: мол, дура, искала счастья в большом мире. Забоялась судьбы, которая Божиней покладена, так бери теперь и не жалуйся.

      Красава не жаловалась.

      Терпела.

      И жар. И холод. И деда. И сон ее тягостный истончался порой… тогда она слышала разговоры.

      – …я утром явилась, а она мечется. – Это Межена говорила кому-то.

      Неправда!

      Зачем она лжет?

      Она ведь ночью пришла… и ложь малая, пустая… ведь не к полюбовнику царица ходила, а к сестре своей… так зачем? И отчего ложь эта самой Красаве кажется важною?

      – …целитель мой говорит, что застудилась боярыня. Вышла распаренная, водицы студеной выпила. Или ветерком протянуло…

      …еще одна ложь. Красава берегла себя.

      На порогах не сиживала.

      Волос не резала.

      В зеркала по середам не гляделась. И воду студеную точно не пила. Но жар… откудова он…

      – Мне жаль, боярин.

      Правду сказала. Ей действительно жаль.

      – Я посижу тут, с нею… она одна у меня осталась…

      Нет!

      Но муж дозволял. Его Красава слышала будто бы издали и чуяла слабо… тянулась, а не дотягивалась. И за руку схватить бы, взмолиться, чтоб не уходил, не бросал ее, но…

      – Лежи, дорогая… скоро все закончится. – Межена сидела у изголовья и сама вытирала пот со лба Красавы. Мочила тряпицу в душистой воде.

      Клала на лоб.

      Убирала волосы влажные. Целовала холодными губами.

      – Скоро уже… прости… такова цена… я не хотела… и не хочу… но или ты, или мы… и не во мне дело даже… и не в нем… во всех людях… в царстве… растащат ведь на куски. А там, за границей, азары… хлынут рекой лютой. Выжгут землю эту дотла… а пепел развеют.

      Не понимала Красава.

      Но кричала. Молила отпустить ее или дитя, которое вовнутрях затихло… только не слышали…

      – Не сопротивляйся. – Межена заглядывала в глаза. – Чем сильней ты упрямишься, тем хуже… амулет надела… он тебя не спасет…

      …не спас бы, верно.

      …дед пришел. Когда? Красава не знала. Открыла глаза и увидела его, хмурого, белого. Сидел у изголовья, в посох свой вцепился.

      – Живая? – спросил