Трагедии. Перевод Юрия Лифшица. Вильям Шекспир

Давайте поживей. Только откровенно. Я жду. Да говорите же в конце концов!

      ГИЛЬДЕНСТЕРН. Что именно, милорд?

      ГАМЛЕТ. Почем я знаю? Наверное, правду. Вас пригласили, да? Ваши глаза освещены признанием, и его не может притушить ваша скромность. Я все знаю: добрые король и королева пригласили вас.

      РОЗЕНКРАНЦ. На что мы им нужны, милорд?

      ГАМЛЕТ. Это я и хотел бы выяснить у вас. Умоляю, вспомните наше старинное братство, уверения юности, заповеди проверенной дружбы или более святые понятия, к которым порой прибегают опытные законники, – и не кривите душой. Вас пригласили? Да или нет?

      РОЗЕНКРАНЦ (ГИЛЬДЕНСТЕРНУ). Что будем делать?

      ГАМЛЕТ (в сторону). Кажется, попал. – Если я вам по-прежнему дорог, скажите правду.

      ГИЛЬДЕНСТЕРН. Милорд, нас пригласили.

      ГАМЛЕТ. Берусь дать соответствующие объяснения. Благодаря моим догадкам, вы не разгласите государственной тайны, и ваше умение хранить ее не будет ощипано. C некоторых пор я, по неизвестным причинам, лишился присущего мне жизнелюбия, отказался от повседневных занятий и впал в такое угнетенное состояние, что наша планета – этот рай земной – кажется мне островом смерти; а воздух – этот хрустальный храм под сенью лучезарного небосвода, этот грандиозный купол, инкрустированный золотыми стрелами, – представляется мне – верите ли? – омерзительным сгустком зловонного тумана. А вершина мироздания – человек! Одухотворенный и талантливый! Пропорциональный в сложении и непринужденный в движении! Поведением напоминающий ангела, мышлением – Бога! Самое прекрасное и образцовое животное во вселенной! А какое мне дело до этой квинтэссенции праха! Мужчины мне ненавистны, женщины – тем более. Это так, несмотря на ваши двусмысленные улыбки.

      РОЗЕНКРАНЦ. Я бы не дерзнул и мысленно оскорбить вас.

      ГАМЛЕТ. Тогда чему вы улыбнулись?

      РОЗЕНКРАНЦ. Я представил, милорд, как, при вашей ненависти к мужчинам, несолоно хлебнут у вас актеры. Мы опередили их по дороге к замку. Они торопятся показать вам свое искусство.

      ГАМЛЕТ. Мое почтение актеру-королю: его величество получит по заслугам; любовник, намучавшись, добьется желаемого; простак под занавес обретет свое счастье; шут зарядит шутками тех, кто готов ни с того ни с сего разрядиться смехом; героиня облегчит душу, несмотря на ритмические сбои. Что это за актеры?

      РОЗЕНКРАНЦ. Ваши хорошие знакомые: городские трагики.

      ГАМЛЕТ. С какой стати они пустились в разъезды? Дома и слава, и доходы значительно выше.

      РОЗЕНКРАНЦ. Полагаю, их погубили новые веяния.

      ГАМЛЕТ. При мне спектакли этой труппы шли при полном аншлаге. Успех был просто оглушительный.

      РОЗЕНКРАНЦ. Об этом теперь нет и помина. Скорее наоборот.

      ГАМЛЕТ. Не понимаю. Может, они охрипли, все поголовно?

      РОЗЕНКРАНЦ. Нет, они, как всегда, в форме. Но их теснит целый выводок неоперившихся молокососов, срывающих своими непотребными воплями бешеные овации. Детки ошалели от успеха и почем зря издеваются над публичными театрами – как они их