Мой брат играет на кларнете (сборник рассказов). Анатолий Алексин

что в тот день, в то самое обычное воскресенье… Но не буду забегать вперед, хотя мне очень хочется забежать.

      Бледный Покойник ожил под солнечными лучами и произнес:

      – «Да здравствует солнце!» – сказал как-то Пушкин. И в этом я с ним согласен.

      Когда мы сошли с поезда на дощатую платформу маленькой дачной станции, Наташа стала оглядываться.

      – Кого ты ищешь? – спросил я с тревогой.

      – Вон расписание… Я должна вернуться к шести или семи часам. Не позднее! Чтобы мама не волновалась.

      – Она все еще не встает?

      – Нет, – сказала Наташа. – Сердце…

      Я бросился к расписанию. Мне казалось, что кто-то хочет меня обогнать. Так всегда бывает, всегда: если какое-нибудь существо становится небезразличным, думаешь, что оно нравится всем вокруг и все испытывают же чувства, что ты. Эта мысль не дает покоя!

      – Есть электричка в семнадцать ноль-ноль! – доложил я. – А потом в двадцать десять.

      – Нам надо в семнадцать! Мы успеем?

      «Нам… мы…» Я готов был слушать эти слова бесконечно!

      – Идемте! – скомандовал Глеб.

      От станции шли минут сорок, не более. Но и не менее, потому что я следил по часам. Специально взял у Кости часы, будто заранее знал, что они в этот день… Нет, забегать я не буду. Не буду!

      – За мной! За мной! – командовал Глеб. Ему нравилось быть начальником. – Только не отставать!

      Я его просто не узнавал.

      Судьбе было угодно, чтобы дорога к даче была очень запутанной. Это мне нравилось: мы двигались, словно по лабиринту, – то сворачивали в лес, то шли между дачными заборами, то петляли вокруг каких-то сараев, то опять углублялись в лес… Казалось, удирая от кого-то, мы старались запутать следы.

      Я подумал, что без Глеба нам ни за что не добраться обратно на станцию.

      – За мной! За мной!.. – поторапливал Глеб. И вновь куда-то сворачивал.

      Наконец он остановился. И мы тоже.

      – Пришли! – сказал Глеб.

      Я взглянул – и увидел ее. Она выходила одной стороной прямо на дорогу, а другой – прямо в лес. Меня сразу поразило то, что старая дача вовсе не была старой.

      – Ее покрасили, что ли? – спросил я у Глеба.

      – Нет, она всегда такая была.

      – «Тайна старой дачи» – это звучит? – спросил у меня Покойник.

      – Звучит.

      – А «Тайна новой дачи»?

      – Не очень.

      – Теперь понял? Знаешь, что такое авторский домысел?

      Принц Датский смотрел на Покойника с уважением. А я лично терпеть не мог, когда Покойник начинал изъясняться вопросами, будто устраивал кому-то экзамен.

      – Почему не видно доски? – сказал он.

      – Какой? – спросил Глеб.

      – Мемориальной, конечно! «Здесь жил и умер…»

      – А он не здесь…

      – Тогда по-другому: «Здесь жил и не умер писатель Гл. Бородаев»!

      «Может, Покойник все-таки хочет поставить над своим очередным стихотворением буквы «Н. К.»? – подумал я. – Чего он вдруг в Наташином присутствии