Мертвое озеро. Николай Некрасов

сказала Настасья Андреевна.

      Но лакей скоро возвратился, донеся ей, что барин ничего не отвечал. Настасья Андреевна приказала вынести миску из залы и вышла; она скоро возвратилась еще в большем волнении, брала вязанье в руки, бросала его, поминутно смотрела на часы и тоскливо на дверь.

      Через томительных полчаса явился в залу Федор Андреич; он был бледен, губы его судорожно сжаты; глаза сверкали таким огнем, что все, как бы ослепленные их блеском, потупили свои.

      – Что же вы не обедаете? – раздражительным голосом спросил Федор Андреич, взглянув на стол.

      – Мы ждали вас, братец! – нетвердым голосом отвечала Настасья Андреевна.

      – Велите скорее давать!

      Когда опять подали суп, Настасья Андреевна робко сказала лакею:

      – Попроси Петрушеньку…

      – Не нужно! – перебил ее Федор Андреич.

      Настасья Андреевна остолбенела, с разливательной ложкой в руках, и глядела на своего брата, который, судорожно постукивая ножом по столу, исподлобья глядел на всех.

      – Вы его наказали? – придя в себя, спросила Настасья Андреевна.

      – Да! он сегодня без обеда, – резко отвечал ей брат, и она принялась разливать суп.

      Федор Андреич ужасно капризничал за столом, ворчал на сестру, что не всё в порядке, громко бранил лакея, подававшего кушанье…

      – Боже мой, что с ним? – в недоумении шептала Настасья Андреевна.

      Обед тянулся долго, хотя никто почти не ел, кроме Селивестра Федорыча; но и тот видимо конфузился от случайно падавших на него гневных взглядов хозяина.

      После обеда, казалось, гнев Федора Андреича поутих; но он всё еще хмурился и, сидя в гостиной на диване с трубкой в зубах, постукивал ногой, глядя в даль сада.

      Аня и Настасья Андреевна заняты были работой, а старичок, забыв свой послеобеденный сон, сидел, понурив голову, за шахматным столиком. Тяжелая и подавляющая тишина царила в комнате, в которой была раскрыта дверь на террасу в сад, как бы для сравненья этих людей, заключенных в комнате, с птицами, вольно летающими повсюду, с бабочками, порхавшими по кустам, с мухами, кружащимися бессмысленно в воздухе. Иногда в комнату залетала большая муха: жужжа неистово, она тоскливо билась по стеклам и радостно вылетала опять в сад.

      Наконец послышалось мерное дыхание Федора Андреича, и голова его облокотилась на спинку дивана; трубка сжата была в руке, которая покоилась на ручке дивана.

      Настасья Андреевна на цыпочках вышла из гостиной и отправилась к кабинету брата, где сидел Петруша. Она постучалась в дверь.

      – Кто? Аня? – спросил Петруша изнутри.

      – Нет, это я; отвори!

      – Я заперт.

      – Господи, господи! что ты такое сделал? что за письмо и к кому?

      Петруша молчал.

      – Говори же! – строго продолжала Настасья Андреевна.

      Петруша всё молчал.

      – Скажешь ли ты мне!.. – Не дождавшись ответа, Настасья Андреевна с сердцем продолжала: -Поделом тебе, и прекрасно, что тебя наказали: ты упрямый мальчишка!

      И она возвратилась в залу; но ее приход, как он ни был осторожен,