Мертвое озеро. Николай Некрасов

всё, что ни приказывают.

      – Хорошо; спасибо! – отвечал Петруша, взяв поданный ему цветок, и прибавил:-Я его в историю положу.

      Болтая, они не заметили, что стемнело. Аня первая пугливо сказала:

      – Однако, Петруша, вернемся назад; пока еще доедем, а может, нас хватятся.

      Но как ни спешил Петруша, когда лодка причалила к месту, где они сели, уже совсем смерклось. Аня с Петрушей бегом пустились к дому, и лишь только завидели его, как оба в один голос пугливо заметили:

      – Огонь в гостиной!

      – Не приехал ли он? – сказал Петруша.

      И, подойдя ближе к дому, стал на скамейку. Аня последовала его примеру. Приподнявшись на цыпочки, она заглянула в окна и потом, быстро присев, дрожащим голосом сказала:

      – Ах, уж и стол накрыт!

      Петруша, стоя на скамейке и придерживаясь за плечи Ани, говорил:

      – Он ходит по комнате: значит, сердит! – И, соскочив со скамейки, он продолжал:– Смотри, Аня, скажи, что сидела у себя в комнате.

      – Хорошо; ну, иди же; я приду потом, – отвечала Аня.

      И они разошлись.

      В зале был уже накрыт стол для ужина. Старичок сидел в своих креслах и, прильнув к стеклу, высматривал в темноте сада свою внучку и Петрушу, которых искали по всему дому и ждали ужинать. Федор Андреич, рассерженный поздним отсутствием Петруши и Ани, расхаживал в зале и ворчал на свою сестру, зачем она не смотрит за ними и позволяет девушке в такой поздний час отлучаться из дому. Настасья Андреевна своими словами, казалось, еще сильнее раздражала гнев брата. Фигура его, и без того серьезная, сделалась мрачною. Он был небольшого роста, но необыкновенно широк в плечах, с плотными руками и ногами. Его лицо далеко не принадлежало к числу приятных; густые с проседью волосы, торчавшие вверх, придавали его строгим чертам что-то мрачное; а густые брови, почти сросшиеся вместе, увеличивали суровость выражения его черных блестящих глаз и большого носа. Он носил небольшие усы с проседью, которые скрывали его толстые губы. Цвет лица его был красноватый и не лишенный здоровья. Одет он был в синеватого цвета венгерку с высоким стоячим воротником, который упирался в его полный подбородок и делал еще шире его лицо.

      Появление Петруши нарушило молчание, воцарившееся в зале. Федор Андреич встретил его следующими словами:

      – А, насилу явился!

      Петруша поцеловал у него руку.

      – Вы заставляете ждать себя… Где ты был?

      И лицо Федора Андреича становилось всё мрачнее.

      – Я катался на лодке! – робко отвечал Петруша.

      – Я ведь тебе запретил? как же ты смел! – грозно спросил Федор Андреич.

      – Я ему позволила: он хорошо играл сегодня! – подхватила Настасья Андреевна.

      Ее брат, нахмурив брови, отвечал:

      – Прекрасно, ты его отпустила; а где же Аня?

      – Я не знаю-с! – поспешно отвечал Петруша.

      – Разве она не с тобой каталась? – с удивлением спросил Федор Андреич.

      – Нет-с! – запинаясь, проговорил Петруша.

      В ту минуту Аня, слегка смущенная, вошла в залу.

      – А-а-а, сударыня!.. где вы изволили быть? – торжествующим голосом спросила