На Западном фронте без перемен. Возвращение (сборник). Эрих Мария Ремарк

действие в «Вильгельме Телле»? – вдруг вспоминает Кропп и хохочет до слез.

      – Какие цели ставил перед собой геттингенский «Союз рощи»? – испытующе спрашивает Мюллер, внезапно переходя на строгий тон.

      – Сколько детей было у Карла Смелого? – спокойно парирую я.

      – Из вас ничего путного не выйдет, Боймер, – квакает Мюллер.

      – Когда была битва при Заме? – интересуется Кропп.

      – У вас нет прочных моральных принципов, Кропп, садитесь! Три с минусом! – говорю я, делая пренебрежительный жест рукой.

      – Какие государственные задачи Ликург почитал важнейшими? – шипит Мюллер, поправляя воображаемое пенсне.

      – Как нужно расставить знаки препинания в предложении: «Мы, немцы, не боимся никого, кроме Бога»? – вопрошаю я.

      – Сколько жителей насчитывает Мельбурн? – щебечет в ответ Мюллер.

      – Как же вы будете жить, если даже этого не знаете? – спрашиваю я Альберта возмущенным тоном.

      Но тот пускает в ход другой козырь:

      – В чем заключается явление сцепления?

      Мы уже успели основательно позабыть все эти премудрости. Они оказались совершенно бесполезными. Но никто не учил нас в школе, как закуривать под дождем и на ветру или как разжигать костер из сырых дров, никто не объяснял, что удар штыком лучше всего наносить в живот, а не в ребра, потому что в животе штык не застревает.

      Мюллер задумчиво говорит:

      – А что толку? Ведь нам все равно придется снова сесть на школьную скамью.

      Я считаю, что это исключено.

      – Может быть, нам разрешат сдавать льготные экзамены?

      – Для этого нужна подготовка. И даже если ты их сдашь, что потом? Быть студентом не намного лучше. Если у тебя нет денег, тебе все равно придется зубрить.

      – Нет, это, пожалуй, немного получше. Но и там тебе тоже будут вдалбливать всякую чушь.

      Кропп настроен совершенно так же, как мы:

      – Как можно принимать все это всерьез, если ты побывал здесь, на фронте?

      – Но надо же тебе иметь профессию, – возражает Мюллер, точь-в-точь так, как говаривал Канторек.

      Альберт вычищает ножом грязь из-под ногтей. Мы удивлены таким щегольством. Но он делает это просто потому, что задумался. Он отбрасывает нож и заявляет:

      – В том-то и дело. И Кат, и Детеринг, и Хайе снова вернутся к своей профессии, потому что у них она уже была раньше. И Химмельштос – тоже. А вот у нас ее не было. Как же нам привыкнуть к какому-нибудь делу после всего этого? – Он кивает в сторону фронта.

      – Хорошо бы стать рантье, тогда можно было бы жить где-нибудь в лесу, в полном одиночестве, – говорю я, но мне тотчас же становится стыдно за эти чрезмерные претензии.

      – Что же с нами будет, когда мы вернемся? – спрашивает Мюллер, и даже ему становится не по себе.

      Кропп пожимает плечами:

      – Не знаю. Сначала надо остаться в живых, а там видно будет.

      В сущности, никто из нас ничего не может сказать.

      – Так что же мы стали бы делать? – спрашиваю я.

      – У меня ни к чему нет охоты, – устало отвечает Кропп. – Ведь рано или поздно ты умрешь, так не