Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности». Юрий Корчевский

повесит – увидеть могут, князю Куракину рано или поздно донесут. Скандал! Он же не Манька-скупщица из Крапивного переулка. Ему потом в лучшем случае руки не подадут, а то и в ссылку сошлют.

      – Неужели кто из слуг украл?

      – Ага, чтобы у себя дома повесить да детей чертями пугать, – съехидничал Лязгин. – Думаю, не то.

      – А если челядь украла, чтобы перепродать?

      Иван Трофимович задумался.

      – Что-то я о скупщиках картин не слыхал. Ценности – да, скупают – табакерки золотые, статуэтки серебряные. Так ведь не из-за красоты – из-за золота или серебра.

      – Тогда тупик. Чтобы раскрутить преступление, надо знать мотив хотя бы – та же нажива, к примеру.

      – Если один пьяный в кабаке другому пьянчуге бутылкой голову пробьёт, какой же тут мотив?

      – Неподходящий пример.

      – Пьяница в княжеский дом за картиной не полезет. Об истинной ценности её немногие знали – гости в основном, и все, заметь, – из дворянского круга.

      – Про слуг забыл, а у них глаза и уши есть. Частая ошибка или заблуждение хозяев. Думают – свидетелей нет, на челядь внимания не обращают.

      – Верно, – признал правоту Лязгина Андрей.

      – И что же у нас получается? – попытался подвести первоначальный итог начальник розыскной экспедиции. – Дворяне красть картину не должны – это выше их устоев. Челядь не знает истинной ценности и не имеет сбыта – скупщиков на картины в городе нет. Кто же украл?

      Оба выразительно посмотрели друг другу в глаза.

      – Мотивов не знаем, подозреваемых – таковых нет. Тупик!

      – Тупик, – согласился Андрей. – Но делать что-то надо. Сам Чичерин в курсе и от нас не отстанет. К тому же князь Куракин может и напрямую не то что с Чичериным – с самой императрицей поговорить. С такими результатами расследования нам тогда несдобровать. В лучшем случае пошлют в какой-нибудь заштатный городишко вроде Азова или Таганрога. Или в Оренбург – на помощь в поимке Емельки Пугачева.

      – Мы и там не пропадём, – ухмыльнулся Иван, – хотя мне в моём родном городе жить больше нравится.

      Андрей подошёл к окну – за ним тянулся длинный, почти во всё здание, балкон.

      – Иван Трофимович, подойди сюда.

      Лязгин подошёл. Андрей молча показал рукой за окно.

      – Думаешь, через балкон вынесли, а потом вниз спрыгнули? Здесь невысоко – всего второй этаж.

      – Именно об этом и подумал. Иначе как можно картину вынести и чтобы никто из челяди в доме не заметил?

      – Пойду, проверю: может, следы какие остались?

      Иван Трофимович взял с собой дворецкого и вышел из дома.

      Андрей стал рассматривать убранство зала. Просто так, чтобы хоть чем-то занять себя.

      Кресло и диванчик с гнутыми ножками, обитые дорогой цветастой тканью, названия которой Андрей не знал. В углу, рядом с низким инкрустированным столиком – пуфики. На полу – ковёр почти на весь зал. На стенах – многочисленные канделябры со свечами. Наверное, здесь и вечером светло от них.

      На правой боковой стене – два квадратных люка, прикрытые резными деревянными крышками. Интересно – для чего?

      Андрей снял