Ванечка и цветы чертополоха. Наталья Лазарева

я тот хмырь. Что ещё Дуся сказала?

      – Она сказала: высоченный, вихрастый, в джинсах, ходит по домам, в двери стучит.

      – Похоже, это я. С ней вполне можно было бы поработать. Где ваш муж? Я должен поговорить с вами обоими, но сначала я побываю там.

      И он показал туда же, куда до этого показывала она. Она. Женщина удивительно приятной наружности, аппетитная, с чёрными, как смоль волосами, притом без седины. Архаичные, прожигающие, как угли, чёрные глаза. Возраст выдавали морщины на лице и шее, потрескавшаяся кожа рук и полнота. Волосы были забраны во внушительный пучок на затылке. Судя по всему, они отличались изрядной густотой. Одета она была в фиолетовое ситцевое платье, на голове – тонкий полупрозрачный чёрный платок, такой маленький, что пучок оставался почти неприкрытым. «Какие женщины красивые в Спиридоновке! – подумал Палашов. – Глаз не отвести!»

      – Простите мне мой вопрос: это у вас свои волосы, не крашеные, нет?

      Она слегка улыбнулась, оттого стала ещё приятнее.

      – Да, Евгений Фёдорович, свои. У меня нет необходимости красить волосы.

      Ему двадцать восемь, а у него вся голова пестрела от седых волосков, о чём ему каждый день напоминало зеркало. А у неё… ну, сколько ей, пятьдесят пять – пятьдесят шесть? …и в помине их нет. Мужчина чувствовал себя немного рассеянным.

      – Удивительно!

      – Да. Пойдёмте, я вас отведу. Заодно и хозяина моего увидите. Он мёд качает из улья. У нас пять ульев.

      Палашов отправился за женщиной, точнее – рядом с ней, топча траву там, где дорожка была слишком узка для двоих. Они обогнули сарай справа и отправились через овощник, потом – через калитку в сад. Шли и разговаривали.

      – Я смотрю, у вас тут целое хозяйство.

      – Это что? Вот раньше у нас было хозяйство! Мы и овец водили, и поросят, и телят немного. Теперь остались корова, куры да пчёлы. Пара кошек есть – замучились котят топить. Куда их столько? А кошки страдают, ищут деток. Ну да кошки – это дармоедки. Пёс был…

      – Да, я видел собачью будку сзади дома.

      – Он издох недавно. А то разве Ванька прокрался бы к нам в сарай незаметно?

      – Когда он сдох?

      – По весне. Старый был. Отпустили гулять, а он в полую воду попал и заболел. Ну, Захар его и пристрелил. Трезором звали. Как мы теперь без Тимы будем? Старыми становимся. Развалится наше хозяйство совсем. На нём ведь держалось. Отец его сызмальства к труду приучал. Отец, он, конечно, молодец, но знаете, сколько надо на зиму заготовить и дров, и сена? В том сарае, откуда вы вышли, не всё ещё. У нас через дорогу, напротив дома, сарай. Там и курятник, и дрова, и ещё сеновал. Да вон он, хозяин-то.

      Среди стройных рядов яблонь неподалёку друг от друга стояли тоже в ряд ящики на ножках. Это были ульи. Рядом с одним из них возился крепкий мужик в специальной экипировке: в светлом костюме из плотного полотна и шляпе с сеточкой, полностью укрывающей голову, – и шумно сновали пчёлы. Хозяйка с гостем прошли мимо неподалёку, но он был занят и не обращал на них внимания.

      – Клавдия…

      – Семёновна