Унция. Андрей Морсин

человека и гулять там, сколько заблагорассудится. При этом исследователь никак себя не выдавал, и никто не мог заявить, что к нему «лезут в душу».

      Частые эфирные экскурсии показали, что такие образные понятия, как «большое сердце» и «широкая душа», подтверждаются вполне конкретными размерами. Порой, чтобы за минуту пересечь мелочную душонку одного, Пупу приходилось целый день топать по бескрайнему великодушию другого.

      Сделанные открытия были грандиозными. И пусть прибор не позволял установить личность владельца сердца, можно было отметить его координаты на эфирной карте, поскольку само сердце, в отличие от субъекта, всегда в одном месте. Недаром ещё великий Бернс писал: «My heart in the Highlands, my heart is not here…»

      В надежде получить хоть какую-то помощь для продолжения опытов, Якоб решился предать результаты экспериментов гласности. А поскольку в научных альманахах статьи учёного-ренегата давно не печатали, он отнёс их в ближайшую газету. Там автора поначалу подняли на смех, но, навестив сарайчик на пустыре, поняли, что напали на сенсацию.

      Новость о чудесном приборе разнеслась по всем телеграфным агентствам мира, но, благодаря вольным комментариям журналистов, приобрела такие очертания, что на пустырь потекли толпы неверных мужей, изукрасивших стены лаборатории угрозами в адрес изобретателя.

      Признания учёного общества он так и не дождался, но даже эта своеобразная популярность сделала своё дело. Как-то, выйдя из шкафа после очередной эфирной экскурсии, Пуп наткнулся на постороннего. Пузатый господин во фраке и с тростью заинтересованно разглядывал каракули на клавишах фисгармонии, подключённой к гардеробу электрическими кабелями. Шеи у незнакомца не было вовсе – туловище сразу переходило в голову, минуя подбородок, а на гладкой резиновой щеке бугрился шрам, повторяющий рунический символ молнии.

      Увидев учёного, окружённого облаком радужного пара, посетитель никакого удивления не выказал, а вот Якоб отчего-то испугался.

      – Позвольте представиться, – гость снял цилиндр, обнажая безволосую голову. – Жак Жабон!

      Говорил он тоненьким голоском, словно воздух находился в лёгких под давлением, что живо напомнило Пупу всё ту же фисгармонию, только в самом верхнем регистре.

      Жабон сообщил, что является соучредителем благотворительного общества, которое, при соблюдении некоторых формальностей, предлагало взять на себя расходы на эксперименты, вплоть до создания новой, оборудованной по последнему слову техники, лаборатории.

      – Если, конечно, ваш прибор способен видеть невидимое, – пропищал пузан, буравя учёного глазками-точечками.

      – О, ещё как способен! – с воодушевлением воскликнул Пуп и вытянул из шкафа кишку проводов – мол, не угодно ли подключиться и проверить лично.

      Но Жабон, подтверждая оказанное доверие, отстранил кишку концом трости. Тут же, в счёт