Шекспир мне друг, но истина дороже. Чудны дела твои, Господи!. Татьяна Устинова

в темном и бесформенном куле Федя Величковский узнал Кузину Бетси. Она тащила громадный ком черного крепа.

      – Здравствуйте, – сказал он радостно, как будто встретил близкого человека. – Как вы поживаете? Должно быть, прекрасно!

      В отдалении хлопнула дверь – красавицы исчезли.

      – Давайте я вам помогу!

      – Спасибо, я сама!..

      Но он уже перехватил ком, оказавшийся не таким уж огромным.

      – Это на сцену надо отнести, – сказала кузина растерянно. – Зал готовят… к прощанию.

      – Ужасные события, ужасные! – сообщил Федя из-за крепа. – Весь театр подавлен и опустошен. – Он подумал, что бы еще сказать такого, и добавил: – Одно дело играть трагедии, и совершенно другое – участвовать в них. Как вас зовут, Кузина Бетси? В прошлый раз вы не представились!

      – Василиса.

      – Прекрасно, – оценил Федя. – Вы тоже опустошены и раздавлены?

      Она посмотрела на него, и он вспомнил, как подумал: совсем глупенькая!..

      – Мне очень жалко наш театр, – вдруг сказала Кузина Бетси. – Все было так хорошо, и вдруг!.. Что теперь будет?..

      – Вы имеете в виду неожиданную кончину главного режиссера?

      – У нас прекрасный театр! Вы же, наверное, знаете, раз приехали из Москвы спектакль записывать! Таких больше нет. И Виталия Васильевича очень жалко, правда. Он в следующем сезоне собирался Мольера ставить.

      – Он часто болел?

      – Нет, что вы, никогда. Он все время проводил в театре, даже когда простужался, все равно приходил. Он говорил, что режиссеры и артисты, как спортсмены, должны работать каждый день. Иначе утратишь форму, а потом в нее вернуться почти невозможно. Он говорил, что знает полно талантливых артистов, которые от незанятости растеряли весь талант, ну, разучились играть.

      – Как интересно, – оценил Федор. – Главный режиссер с вами часто разговаривал?

      Она улыбнулась.

      – Конечно, он не разговаривал со мной как с помощником костюмера! Но я брала у него несколько раз интервью. И он никогда не отказывал!

      Роман Земсков не согласился ни разу, хотя она просила. Но она все равно писала про него, и однажды он сказал ей в коридоре: «Спасибо, милая девочка!»

      Они вошли в темное закулисье, где пахло пылью и, кажется, краской, и Федор немедленно споткнулся. Она поддержала его под локоть.

      – Из-за чего вчера начался скандал?

      Василиса вздохнула:

      – Даже не знаю. Я прибежала, уже когда… Софочка плакала, а Валерия кричала. Ей показалось, что ее платье кто-то надевал, а мы никогда и никому…

      – Она часто такие истерики закатывает?

      Василиса промолчала. Она считала невозможным обсуждать «своих» с посторонним!

      Они свалили черный креп на составленные на сцене стулья и двинулись в обратный путь.

      – Вот здесь провода, осторожней.

      – А когда вы прибежали, главный режиссер уже был в коридоре? Или потом пришел?

      – Я не помню. Валерия Павловна стала на меня тоже кричать, и я… расстроилась очень. Понимаете, мы с Софочкой отвечаем за костюмы, это наша