Шекспир мне друг, но истина дороже. Чудны дела твои, Господи!. Татьяна Устинова

так – нельзя, не получится. Это такие радости, которые даются только через страдания!

      Ляля подтянула ноги к животу. Лежать было неудобно, все болело, но так и должно быть, все правильно! Ей не может быть удобно. Ей должно быть больно, скверно, невмоготу – это расплата за любовь, которая закончилась навсегда. Выплачивать кредит придется еще долго, после выплат она останется нищей и разоренной, и это справедливо.

      – Соседка! Ляля! Ты дома?

      В сенях загрохотало, и Ляля медленно стянула с лица плед. Так и есть. Это не ночь. Ночи еще ждать и ждать.

      – Ведро какое-то посреди дороги бросила, дверь открыта! Ты где есть-то?!

      – Чего тебе, Георгий Алексеевич?

      В коридорчике вспыхнул свет. Ляля зажмурилась.

      Сосед заглянул в комнату, нашарил выключатель и щелкнул. Ляля накинула на голову плед.

      – Заболела, что ли?..

      – Что тебе нужно?

      Он помолчал. Ляля в щелку посмотрела на него.

      Он был весь возмутительно бодрый, красный от холода, в расстегнутой «летной» куртке мехом внутрь, жесткой замшей наружу, в клетчатом вытертом шарфе. Сколько Ляля его помнила, столько помнила этот шарф!..

      – Дрова привез, – сообщил Атаманов. – Вон, целый прицеп. Я три куба купил, это первая партия! Надо под навес перетаскать, а то завтра трактор придет, ему разгружаться некуда будет.

      – Я не могу сейчас таскать дрова.

      Большими шагами сосед подошел, бесцеремонной ладонью залез под плед и пощупал Лялин лоб.

      – Нету у тебя никакой температуры, – фыркнул он. – Встала бы, Ляль, да помогла по-соседски. Я один до завтра буду таскать!

      – Попроси дядю Сашу.

      – Да он в деревне, я к ним заходил! Андрюха в Москву укатил, только к пятнице вернется. Вставай, Ляль, куда деваться-то?..

      – Уйди, Георгий Алексеевич.

      Он действительно отошел, но недалеко – захлопнул форточку и задернул шторы.

      – Вот карнизы – как прибил, так век и провисят! Я тебе когда-нибудь отказывал? Нет, ты мне ответь, отказывал?..

      Ляля медленно села на диване, огляделась по сторонам и пощупала свои волосы. Должно быть, хотела поправить, но забыла, как нужно поправлять волосы.

      – Хорошо, – сказала она. – Я сейчас приду, и будем таскать.

      Ей нужно как-то от него избавиться. Он уйдет к своим дровам, она запрет дверь, погасит свет и ляжет на диван. Все.

      – Вот тебе спасибо! – сказал сосед прочувствованно. – Ты шевелись только, я прицеп-то на участок загнал, ни войти, ни выйти. В четыре руки быстрее перетаскаем.

      – Ну, конечно, – согласилась Ляля.

      Он вышел, а она еще посидела немного, оглядываясь по сторонам, как спросонья.

      В этом доме она прожила всю жизнь – уезжала только на учебу в Питер, с тех пор прошло сто лет, и сейчас кажется – это было не с ней. Петербург в девяносто третьем году, когда она поступила в университет, был запущенным, грязным и мрачным. Троллейбусы не ходили, фонари не светили, в подворотнях было опасно не только вечером, но