Лжедмитрий Второй, настоящий. Эдуард Успенский

Ждали Шестуновых, Голицыных и кого-нибудь из Бельских. Богдана Яковлевича из столицы уже выслали.

      – Никто вас не видел? – спрашивал каждого входящего Борис Иванович Черкасский. – Никто не провожал?

      – Не до нас сейчас, – ответил на этот вопрос старший Шуйский – Василий. – У него своих забот хватает.

      – А что, мы и на крестины собраться не можем? – спросил Федор Никитич Романов.

      – Все хорошо, только крестника у нас нет, – сказал младший Шуйский – Дмитрий.

      – Крестника нет, масленица есть, – вставил Михайла Никитич Романов.

      – А верно! Так за царскими делами обо всех обычаях забудешь, – воскликнул Василий Шуйский. – Тащите блины скорей.

      – И крестник у нас имеется, – возразил Черкасский. – Ради него и собрались.

      – Кто такой? Когда родился? Не о таком ли крестнике нам намекал Андрей Яковлевич? – посыпал вопросами Василий Шуйский.

      Все поняли, что речь шла о старшем Щелкалове, о высланном Андрее.

      – О таком, о таком, – ответил Черкасский.

      – Вот бы поглядеть, – сказал князь Василий.

      – Да ты его видел не раз, – сказал Федор Романов. – Тебе только вспомнить надобно. Рыжий такой малый, бойкий. Он у нас крутился. Потом к Борису Ивановичу служить перешел. А сейчас в Чудовом монастыре при нашем благословенном Иове служит.

      – О чем речь? – забеспокоился Дмитрий Шуйский – царский воевода не из числа первых.

      Младший Бельский, невежа, тоже ничего не понимал. Но никто им ничего не объяснял и даже не считал нужным.

      – Дело славное, – оценочно сказал Василий Шуйский. – Но больно опасное. И говорить о нем впрямую не след. Кто не понял, пусть и не понимает. Потом поймет. А прямых слов сейчас не говорите.

      Федор Никитич, Михайла Никитич, Борис Черкасский, Василий Голицын сразу все поняли и никаких имен не произносили и не спрашивали.

      Невежа Бельский не сразу понял, но сразу закрыл рот на замок. И все другие участники блинной вечери приняли условия игры: «Да и нет не говорить. Черно-бело не носить».

      – Вот что, – сказал Василий Шуйский, – кто бы из нас его ни встретил, на эту дорожку его наставляйте. Не в лоб, обиняком. Намеками, подсказками. Если беда его прихватит, выручать его следует. Сами выручайте и своим людям это велите. И денег незаметно давать ему надобно.

      Он выдержал паузу:

      – И все, и больше об этом не говорим.

      А за здоровье государя нашего Годунова Бориса Федоровича сладкого меда выпить непременно следует. Да еще под блины.

      В этот вечер судьба Григория Отрепьева была решена. Причем никто ни разу не назвал ни его имени, ни его фамилии. Как ни прислушивались подавальщики, ничего интересного не узнали.

* * *

      Москва гудела и стекалась потоками людей к Кремлю. Готовился второй поход на Новодевичий монастырь – уговаривать Бориса Годунова принять огромную осиротевшую страну и престол. Вчера Борис отказался:

      – Как и прежде я говорил, так и сейчас говорю: не думайте, чтобы я помыслил вступить на это высочайшее место после такого великого