Лжедмитрий Второй, настоящий. Эдуард Успенский

уже довольно твердо понимали, что умный, жесткий, нервный и сладкоречивый Борис обречен стать государем, а все же спесь не позволяла признавать это.

      Рюриковичи и Гедиминовичи съедали себя злобой и завистью. Тянули время.

      «Надо же, – думал Годунов, – ведь по земле ползали перед царем Иваном и сапоги лизали! Ан нет! В случае со мной у них пена изо рта идет от ненависти и кол в позвоночнике появляется – не дай бог лишний раз поклониться».

* * *

      Семнадцатого февраля в пятницу собрался в Москве собор.

      Было на нем сто человек духовенства, двести семьдесят человек бояр, окольничих, иных придворных чинов и дворян. Были выборные из городов, стрелецкие полковые командиры, крупные торговые гости.

      Перевес был в сторону московского служилого люда. А люд этот неплохо служил под рукой Годунова.

      Народ собрался в основном все прекрасно понимающий. Может, он не очень любил правителя, но знал, что без Бориса может случиться такая кровавая свистопляска, что будет во сто крат хуже.

      Собор заседал в Кремлевском Архангельском соборе. В основном это были серьезные люди.

      Седобородые, в золоченой одежде бояре важно восседали на скамьях по стенам, чтобы все видеть, за всем следить.

      Торговые гости пробирались вперед. Хотели себя показать.

      Мелкий люд клубился в середине.

      Патриарх Иов взошел на кафедру и обратился к собору со словами:

      – Братие! Братья мои! Царствие государя нашего, великого князя Федора Ивановича, принесло Русии покой и благоденствие. Ни Литва, ни шведы, ни турский султан не приносили бед, не беспокоили и не разоряли земель и городов наших. С Божьей помощью удалось разбить и прогнать Крымскую орду. Не было ни язвы, ни морового поветрия. Слава Богу, пожары не злобствовали, как в прежнее тяжкое время.

      Иов дважды перекрестился.

      – Но Бог забрал государя Федора пред свои очи. Окутала его смертная тьма, и он предстал перед Богом. И сейчас душа его молится за наши великия прегрешения. Осталась вместо него на троне государыня наша царица Ирина Федоровна. Нами – духовенством русским, и всеми людьми московскими, и всеми боярами – предложено было ей взять под свою руку царствие наше, но царица отказалась. На то есть Бог, он ей руководитель и судия.

      Иов в который раз осенил себя размашистым крестом.

      – И сейчас, пока престол московский свободен, ее именем все дела делаются. Но царство долго не может быть вдовым. Нам при помощи Божьей следует подумать, в чьи руки передать государственное правление.

      Иов снова медленно и торжественно перекрестился.

      – У меня, Иова патриарха, у митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов и у всего священного вселенского собора, у бояр, дворян, приказных и служилых людей, у всех православных христиан мысль и совет всех единодушно, что нам мимо Бориса Федоровича иного государя не искать и не хотеть.

      Иов помолчал, оглядывая зал. Зал безмолвствовал. Но и злобноватого гула слышно не было.

      Представители от разных городов и сословий