Жиль. Максим Обухов

углу заинтригована она пытается определить, что за картину пишет художник. У Петра в руках ничего нет кроме воздуха и собственного воображения.

      Мрачный рисунок промерзает. Длинный коридор с множеством дверей измазан синей и фиолетовой краской. Мрак заполняет пустоты, и ему нет конца. Петр вглядывается в темноту, чувствует ее присутствие, холодные вдохи. Будто она стоит сзади.

      – Про что пишу, про кого я пишу?

      Он пишет про женщину, что спряталась от всего мира в своей комнате. Его кисть рисует холодный угол, промерзшую, скрученную фигуру. Она в позе эмбриона пытается своими словами растопить холод заброшенного коридора.

      Кисть сводит линии в едино, воссоздавая фигуру, что затерялась во мраке. Ее шептание в дальней палате создает атмосферу. Каждый раз она говорит все громче одно и то же слово. Еще громче и задорней.

      Твердила, будто пыталась запомнить, выучить или наоборот не забыть это проклятое имя. Она повторяла его без конца, сбиваясь, проглатывая звуки, но с каждым разом все громче, громче. Как можно громче и сильнее.

      – Прекрати! – Петр не выдержал и закричал в пустоту, она замолкла.

      – За, что вы меня наказываете! За поцелуй и что? Это полное безумие, какого черта вы меня тут держите?

      Его ни кто не слышал, вмерзшие стены глотали любой звук. Они втягивали в себя слова, чтобы заморозить и хранить их как можно дольше.

      – Отпустите меня, Вы слышите, отпустите!

      Шептание прекратилось. Она дала ему отсрочку, чтобы надышаться. Воспрянуть духом, набрать в легкие воздух и начать с новым накатом. Она стала твердить одно и то же имя, как заведенная матрешка, повторяя многократно.

      Петр не выдержал, схватил стул и закрылся в своей палате, прижав дверь. Он приложил не малое усилие, вслушиваясь в это чертовое имя. Пытаясь разобрать слово.

      – Четче еще четче, я хочу узнать, что ты постоянно повторяешь!

      Весь мыслительный процесс, закручен, заточен, чтобы распознать пару букв сложить их в слог и повторить. Петр не выдержал, вскочил из палаты и закричал:

      – Прошу тебя прекрати! Пожалуйста, я больше не могу.

      Безумный голос не думал его слушать. Он оглох. Она все сильнее и громче долбила и долбила. Бубня нагоняющим голосом, стало не страшно, противно, это невозможно терпеть. Силы покидали, голова трещала еще пару повторений, и выход из окна казался не такой уж проблемой. Петр выдвинулся к сто первой палате, где звучал ненавистный голос. Он стал напротив серой двери, с черной ручкой. Нумерация двери сто один, мы на третьем этаже, почему сто один? Какой шутник приволок сюда не правильный номер? Чего он добивался?

      Голос не останавливался, он не собирался молчать. Он трещал, жужжал, смеясь, веселясь и настойчиво твердя проклятое имя.

      – Почему доктор ходит с такой свитой? Почему они все бояться сюда заходить? Что тут такого страшного? Он смотрел на дверь и уже думал, что она ему все расскажет. Она даст ответы на накопившиеся вопросы. Но дверь