Жиль. Максим Обухов

щечкам, угольным глазкам и пышным каштановым кудрям.

      – Знал бы ты, как Агафья рвет и мечет. Так ее давно ни кто не доводил. Орала, из кабинета все вылетели. Машка пирогом подавилась.

      – Что же она мне ничего не сказала?

      – Подожди, еще не вечер.

      – Расскажи мне про Евангелину.

      – Я руку правильно держу?

      – Да все верно, говори.

      – Девка твоя ненормальная. Я тебе, как баба скажу, брось и даже не думай. Она к нам ложится по – большому блату. За ней все время суетится один мужичок худющий, глаза зеленные, противный. Хотя мужик видный официальный, но я тебе говорю сволочь натуральная. Это он сумочки главному врачу Лосеву носит. Тот и рад стараться прыгает, как щегол перед ним. Мужичок ножкой ему под стол пакетик подвигает. Сама видела ей Богу. Лосев улыбается – аж щеки трещат. Нам бы хоть конфетку принес – урод.

      Евангелина такое тут вытворяет. Будто отдыхать приехала. Управы на нее, ни какой нет. По-строгому с ней нельзя. Жалуется. Она еще побег устроила, да с таким шумом. Все правое крыло подняла. На уши всех поставила. Ужас!

      Агафью это взбесило. Как она ее искала. Всех под ружье поставила, найти и прибить. Еванегелинка девка вертлява, да в каждой палате у нее сообщники. Вот попрыгала туда-сюда и пропала.

      Я бы на их месте ее на цепь посадила. Это ей только на пользу было. Посидела, подумала, может быть мозгов поприбавилось. Хотя вряд ли.

      Нюрка хотела ударить по столу, в доказательство своих слов. Ее лишь остановили глаза Художника.

      – Да сижу, сижу. Вообще твоей принцессе везет. Ей и телик привезли, и цветы в горшочках, и тапочки. В палате в халате ходит, как у себя дома. В беседке целыми днями треплется по телефону. Еще и истерики устраивает. Мужичок алкоголь ей в черных пакетах привозит.

      – Я это знаю

      – Знает он, разгребаем мы тут.

      Еще она постоянно просит что-то вкусненькое купить. Ужас, как девка избалованна. Мой совет – не водись с ней.

      – Очень интересно

      – Ты портрет закончил, любовник.

      – Подожди, главное не двигайся. Слушай, они правду говорят, что я умру.

      – Все умрем, как портрет?

      – Подожди.

      Художник всматривался в ее черты лица и с особым трепетом переносил на бумагу. Она трепалась, почем зря. Ее нельзя было остановить. Пока он ни положил карандаш и не посмотрел на нее.

      – Ну, давай, народный суд тебя оценит правда ты художник.

      Ее черненьким поросячьим глазкам был продемонстрирован портрет. Она жадно вглядывалась в тетрадный лист. Петру в один момент показалось, что она его сожрет. Он стал отодвигать картину от ее лица. Та с усердием тянулась за ней.

      – Хорош, я конечно в искусстве, как скажет моя тетка «не бум бум». Но что-то в этом есть.

      Художник улыбнулся, да действительно в этом что-то есть. Сначала его задумка была нарисовать жирного хряка. И сладко поржать. После он посмотрел на серьезное лицо Нюры и решился на эксперимент. Картину он рисовал в стиле Пикассо. В уме старательно