Посредник. Ларс Соби Кристенсен

проводить ее до калитки и сразу вернуться!

      Спорить я не стал. Пошел вместе с Хайди по дорожке, и оба мы прямо-таки задыхались от смеха. Нога у меня вдруг сделалась легкой. Но разве Тетушки, вообще-то, не спасли меня в последнюю минуту? Именно что спасли. Потому что я понятия не имел, куда девать руку, когда отнял пальцы от ее губ. Мы остановились у калитки. Я ее отворил. Тугие петли взвизгнули. Мне нравятся визжащие двери и калитки и скрипучие лестницы. Тогда знаешь, что кто-то идет, и можешь приготовиться. И знаешь, что кто-то уходит. Хайди остановилась.

      – Они ужасно милые, – сказала она.

      – Можешь позаимствовать их на несколько дней.

      Секунду-другую мы оба молчали. Эти секунды длились словно бы дольше обычного, и я бы не променял их ни на какие другие на этом или на том свете. Я прекрасно знал, что Тетушки стоят на балконе и отнимают друг у дружки бинокль, чтобы лучше видеть и ничего не проморгать. Да пожалуйста, пусть их. Они в кино, смотрят немой фильм.

      – Что натворила Лисбет? Раз она под домашним арестом.

      – Пиво пила. Отец увидел с берега.

      – А ты? Тоже пила пиво?

      – Немножко. Глоточек.

      – Но тебя под домашний арест не посадили?

      Хайди только покачала головой:

      – Я боюсь.

      – Боишься Лисбет? Почему? Она что-то тебе сделает?

      – Нет. Конечно нет. Боюсь, как бы она себе чего не сделала.

      Тут я брякнул глупость, ничего глупее до сих пор не говорил:

      – Почему же ты там остаешься? Почему не уедешь?

      – Все не так просто.

      – Вот как?

      – Она моя подруга, верно? Я за нее в ответе.

      – Понятно.

      – Может, сходим как-нибудь искупаться?

      – Конечно.

      – Там, где купальни, просто замечательно. Заодно и загоришь немного. Ладно, пока, Умник.

      Хайди быстро пошла прочь по дорожке. Я дождался, пока она не исчезнет из виду и пыль не уляжется. Потом двинулся обратно к дому, счастливый и пристыженный. Все-таки плохой я человек. Хорошо ли быть одновременно счастливым и плохим? Быть в ответе. Когда я последний раз был за кого-то в ответе? Не припомню. Но не припомню, чтобы вообще имел возможность отвечать за кого-либо. Не было у меня случая быть добрым, и я успокоился на том, что почти счастлив и еще не совершенно плох. Эмилия, Масса и Карлик занялись своими делами, насвистывая новейшую мелодию из «Гран-при», не то чтобы я слушал «Гран-при», но ведь все равно поневоле слышал. «Ой-ой-ой, как буду рад», – насвистывали они в миноре. Тетушка Соффен сидела в теньке на балконе, чистила слуховой рожок.

      – А ты подыскал себе очень миленькую девочку, Кристиан. Très belle. Похожа на меня в юности.

      Этого она могла бы не говорить. Я бы в самом деле предпочел, чтобы Тетушка Соффен именно этого не говорила. Могла бы оставить при себе. Теперь мне пришлось бороться с образами, без которых я бы охотно обошелся, так как не имел ни энергии, ни достаточной фантазии, чтобы представить себе, как выглядела Соффен,