Ожерелье королевы. Александр Дюма

стужи, подобно тем бедным цветам, о которых говорит Данте, начали поднимать свои темные головки с подтаявшего снега, а меж листьями фиалки – толстыми, сильными и крупными – из продолговатого бутона этого таинственного цветка уже показались два овальных лепестка, предвестники цветения и аромата.

      Со статуй в аллеях, с прутьев решеток кусочки льда соскальзывали юркими алмазами: это была еще не вода, но уже и не лед.

      Все говорило о незримой борьбе весны с холодами и предвещало скорое поражение зимы.

      – Если мы хотим воспользоваться льдом, – воскликнула королева, увидев, какая стоит погода, – нам следует поспешить. Не правда ли, госпожа де Мизери? – добавила она, отворачиваясь от окна. – Весна близится.

      – Ваше величество, вы уже давно собираетесь покататься по Швейцарскому пруду, – ответила первая камеристка.

      – Ну так сегодня же и покатаемся, потому что завтра уже может быть поздно, – решила королева.

      – К которому часу прикажете готовить туалет для вашего величества?

      – Прямо сейчас. Я съем легкий завтрак и выйду.

      – Больше приказов не будет, ваше величество?

      – Узнайте, встала ли мадемуазель де Таверне, и скажите ей, что я хочу ее видеть.

      – Мадемуазель де Таверне уже в будуаре вашего величества, – доложила камеристка.

      – Уже? – удивилась королева, знавшая лучше, чем кто бы то ни было, когда легла Андреа.

      – Она дожидается уже более двадцати минут, государыня.

      – Пусть войдет.

      Башенные часы в Мраморном дворе начали бить девять, и с первым их ударом Андреа вошла к королеве.

      Тщательно одетая – придворные дамы не имели права появляться перед государыней в неглиже, – мадемуазель де Таверне, хоть и улыбалась, но выглядела несколько озабоченной.

      Королева улыбнулась ей в ответ, и Андреа успокоилась.

      – Ступайте, милая Мизери, – проговорила королева, – и пришлите ко мне Леонара и моего портного.

      Затем, проследив глазами за г-жой де Мизери и убедившись, что дверь за нею закрылась, королева обратилась к Андреа:

      – Все в порядке. Король был очарователен, он смеялся, он был обезоружен.

      – Но он знает? – спросила Андреа.

      – Вы же знаете, Андреа, что женщина не лжет, если ей не в чем себя упрекнуть и тем более если она – королева Франции.

      – Это верно, ваше величество, – зардевшись, ответила Андреа.

      – И к тому же, милая Андреа, похоже, мы с вами были не правы.

      – Не правы, сударыня? – повторила Андреа. – И, быть может, даже во многом?

      – Возможно, но вот первое, в чем мы были не правы: мы выслушали жалобы госпожи де Ламотт, а король ее не любит. А мне, признаться, она понравилась.

      – Ваше величество слишком хорошо разбирается в людях, чтобы я смела оспаривать ваши суждения.

      – Леонар, – объявила появившаяся в дверях г-жа де Мизери.

      Королева устроилась перед туалетом из позолоченного серебра, и прославленный парикмахер приступил к своим обязанностям.

      У королевы были роскошные волосы, и она любила, чтобы ими восхищались.

      Леонар