Ультрафен. Александр Леонидович Миронов

груди.

      Юлия Петровна, обняв дочь, стояла немного растерянная и озабоченная. К дочери пришли не только месячные, пришла, кажется, и первая любовь.

      Часть 2

      Поезд “МОСКВА – ИРКУТСК”, “Байкал”.

      Ночь. На второй полке лежит пассажир. Он спит. Ему грезится сонный кошмар…

      Небольшая комнатка в доме барачного типа – та, в которой когда-то стоял гроб с военным.

      В комнате трое: две женщины, одна пожилая, другая молодая и красивая, и маленький мальчик.

      Он играет в какие-то игры с предметами, заменяющими ему и лодки, и машинки, и куклы. Здесь были, за неимением настоящих игрушек, и обрезки чурочек, и щепки, связанные при помощи ниток крестиком, напоминающие человечков, и сучки, представляющие каких-то животных, – при определенной фантазии подобное можно представить, чем мальчик, похоже, обладает.

      Женщины ведут разговор. Молодая нервничает и сетует на превратности судьбы.

      – Что мне теперь делать? Куда я с ним?.. – кивает она на ребенка.

      – Да не волнуйся ты! Тебе ли переживать? – успокаивает пожилая. – Тебе ли с твоей красотой нос вешать, Антонида? Только подмигни…

      – Ага, подмигнула… – вновь кивает на мальчика.

      – Хочешь, я тебе снова присватаю?

      – Спасибо, Аркадьевна. Мы уже это проходили.

      – Так кто же знал, что его так скоро кондрашка приберёт? Ведь герой был. В орденах, в медалях, и чин не малый. В раёне секретарем был.

      – Орденов понахватал, а здоровье растратил. Дома жил, как на войне. Ни днём, ни ночью покоя не было. В каждой бочке затычка. Андрей Марьянович, там чепе – срывается, ночь-полночь, едет. Андрей Марьянович – аврал! Бежит. Кровью харкал, а дома не сидел. И вот добегал. Другие горкомовские и райкомовские работники зад от стульев не отрывали – им все: и квартиры, и путевки, и машины, а этот… – отмахнулась, – малахольный. Это ты: начальник большой, холостой, молодой, с войны пришел – герой. Ге-ррр-ой! Другой бы квартиру путную выхлопотал, на курорт бы семейную путевку, как фронтовик и секретарь райкома партии, стребовал. А он все отмахивался да жданками почивал. Ни себе, ни мне, ни ему, – кивает на сына. – Оставил вот…

      Антонида хлопает от расстройства себе по икрам и обводит слезящимися глазами комнатку, скромную в ней обстановку.

      Мальчик подает голосок.

      – Мамочка, я кушать хочу.

      Антонида продолжительно смотрит на него, словно не узнает. Лицо холодное, отчужденное, но отвечает ласково.

      – Потерпи, маленький. Нет еще ничего.

      Мальчик послушно склоняется к игрушкам.

      – Ты, Атонидушка, не психуй, успокойся, – уговаривает женщина. – Сядь-ка, я тебе вот чего подскажу. Сядь.

      Антонида придвинулась к Аркадьевне ближе и откинулась к стене.

      – Ты вот чего… перебирайся-ка ты в Майск. Город молодой, строящийся, там сейчас молодежи, мужиков, как омулей в бочке. А баб – пшик! – нету. Если ты не сробеешь, то такого подцепишь, какого душе угодно. И город на новом месте и люди разные. Кумекаешь?..

      Антонида кивает на сына.

      – С таким приданым?

      – Ну-у, можешь на какое-то время у меня оставить.

      – А