Везучая. Лилия Макеева

улыбнулся в ответ таинственно. И молча стал расстегивать ширинку.

      Хотелось заплакать обиженно. Закричать возмущенно. Выйти из комнаты гордо. Или впасть в крайность, объявив ему с негодованием, что между нами всё кончено. Но вместо этого я, тупо улыбаясь, следила за медленными движениями его рук, ничем не выказав протеста. Думаю, так чувствует себя кролик перед удавом. С той лишь разницей, что не умеет стоять на коленях и улыбаться.

      Я стерла помаду, опасаясь испачкать ему одежду. Опустила голову, чтобы волосы упали по обеим сторонам лица и скрыли мою неопытность и неловкость, которая была видна, по-моему, даже с затылка. И начала без халтуры трудиться над его удовольствием. Мне хотелось быть для него лучшей, невероятной. В то же самое время я, содрогаясь, думала, что наверняка делаю что-то не так, а он молчит из деликатности. Тогда я украдкой вскидывала взгляд, чтобы понять, доволен ли он моими стараниями.

      Он в упор смотрел на меня, то и дело отодвигая мне за ухо прядь волос, которую я тут же упрямо стряхивала. Иногда он резко запрокидывал голову и поощрял меня возгласом: – Боже! Ты чудо!

      Кого из нас он имел в виду? Мне было неловко: наравне с Богом я претендовала на звание «чуда». И вообще, мне казалось, что упоминание Господа в такой пикантный момент не просто, что называется, всуе, а неуместно, если не сказать – кощунственно. Может быть, мужчина и находится, испытывая подобное наслаждение, на той вершине счастья, с которой рукой подать до Бога? Стоит только голову запрокинуть. А женщина где-то там, внизу, какая бы прекрасная ни была – до нее ли ему сейчас? Ведь он – в диалоге с самим Создателем. Ну, почему мне так одиноко и обидно, когда ему так хорошо? Нет, чувство радости за него присутствует, безусловно. Но оно – умозрительно и отдельно от меня.

      Мне и в голову не приходило сказать: «А я? А мне?» Наверное, потому что это должно было прийти в голову ему. Намекать, а тем более – просить мужчину доставить тебе сексуальное наслаждение – если не унизительно, то, по меньшей мере, глупо. Это в нынешние времена декларация своих желаний и пристрастий считается признаком взрослого, разумного отношения к сексу. А тогда ни в школе, ни тем паче – дома нас не учили обращать внимание на свое женское начало. А ведь быть женщиной – это не только рожать, выпекать в духовке пироги и ловко проглаживать рукава мужских рубашек.

      – Ты для меня такая сексуальная!

      Вот! Не «добрая», «хозяйственная», «заботливая», «умная», а – «сексуальная».

      – Сожми губки плотнее, милая, – густым полушепотом выдохнул он.

      Как же он со мной нежен! Да он любит меня, любит!

      Через пять минут он чмокнул меня в онемевшую челюсть, одновременно заправляя в брюки хорошо отглаженную голубую рубашку. И аккуратно, чтобы не защемить предмет своей гордости, вжикнул «молнией».

      – Чайку? – спросила я, стесняясь движения своих губ.

      – Нет, солнышко, надо бежать.

      – Тебе было хорошо?

      – Бесподобно! – глянул он в потолок. Наверное, опять перемигнулся с Создателем. И взялся за плащ.

      – Красивая, –