затихал и скромничал, что даже не завтракал, до середины дня не выползая на кухню. И мне казалось, что я в квартире одна. Ощущение того самого свободного плавания, когда в ванную можно пройти в трусиках и не запираться в туалете. Но коммуналка непредсказуема во всех смыслах. Например, вычислить время прихода соседей, непонятно где работающих, не представлялось возможным. Поэтому щелчок замка – расстрел свободы – укладывал меня плашмя на софу в моей девятиметровой комнате. Вообще-то она напоминала одиночную камеру, хоть и стоила целых сорок рублей в месяц – почти половина средней зарплаты. Зато в ней был необходимый мебельный набор: полуторная софа, мягкое кресло, полированный платяной шкаф и такой же сервант со встроенным баром. Спиртного у меня там никогда не водилось, но в зеркальной стенке бара выгодно удваивалось количество косметики, для хранения которой я выбрала это место. В результате вместо одного отечественного стеклянного флакончика с персиковым кремом стояло целых два. Богатство! Первое время, пока я не обзавелась зеркалом, мне приходилось открывать бар, сдвигать бутылочки в сторону и, слегка приседая, находить там свое отражение. Свет туда проникал плохо, поэтому выглядела я всегда отлично. А вот когда я приобрела небольшое зеркало и стала искать ему пристанище, мне после заглядываний в «темницу» бара захотелось, чтобы весь свет от единственного окна падал на лицо. Однако в новом зеркале разглядеть удавалось только «молочный план». Это когда кадр установлен по грудь. Чтобы достичь подобного эффекта, пришлось повесить зеркало на ручку оконной рамы. Ради попадания лицом в зеркало приходилось приседать. Но уже – залитой светом, как подготовленный холст.
Подрисовывая однажды на этом «холсте» глаза, я увидела, что дверь, которая отражалась в зеркале, медленно открылась. «Сквозняк!» – дошло до меня сразу. Еще не боявшаяся сквозняков, я невозмутимо продолжала рисовать наслюненным карандашом черную линию на верхнем веке.
Но дверь продолжала открываться – медленно, как в триллере. Не поворачиваясь, я пригляделась: между дверью и косяком вползала темная, всклокоченная голова соседа Сашки.
– Почему без стука? – повысила я голос по типу строгой Раи, разворачиваясь к незваному гостю.
И тут же потеряла дар речи.
Сашка, уже пробравшийся в комнату весь, стоял на фоне двери, в чем его родила мама! Что ни на есть голый и босой. Густая шевелюра с обильной проседью мало отвлекала от выразительной части тела ниже пояса, которую он даже не прикрывал. Она болталась себе безобидно. Смотрел Сашка мне прямо в лицо – доверчиво, я бы даже сказала, кротко. Словно одет был с иголочки – в смокинг, с бабочкой.
Стараясь ничем меня не обидеть, он произнес буднично, но, четко выговаривая слова:
– У тебя спичек не найдется?
И улыбнулся – чисто, как дитя.
Если честно, меня уже было не испугать обнаженным мужским торсом. Но чтобы вот так, без тени смущения? Не извинившись?
Мою оторопь отлично дополнял
