Везучая. Лилия Макеева

в начале весны-то? Я решила, что он такой с рождения. Спустя много лет, посетив в Европе солярий, я вспомнила загар Петера, и до меня дошло его банальное происхождение. Но тогда Петер был вне подозрений и вне конкурса. Языковой барьер помешал мне выяснить, насколько высок его интеллектуальный уровень, но я поверила подруге на слово – «не дурак». А что много смеется, так это зубы виноваты, наружу просятся.

      Лариса и Петер чирикали на заграничном, сладкоголосом языке. А я, мало что понимая, ими любовалась: красивые, раскованные люди в чудесном интерьере. Рестораны я посещала не столь часто, чтобы ими пресытиться, и для меня это был настоящий праздник. И еще – приобщение к той жизни, какая гипотетически должна быть у актрисы. Не в обязательном, конечно, порядке, а так, для проформы.

      Лариса перевела несколько названий блюд, и я быстренько, дабы не щеголять своим невежеством, остановилась на курице. Подруга недоуменно пожала плечами, но противоречить при зарубежном госте не стала. А что? Хорошую курицу на гриле тогда не то что на улице – нигде не продавали. Мы и слова-то «гриль» еще не ввели в повседневный лексикон. Коронным блюдом из курицы считалось запекание ее в духовке на килограмме крупной соли. Очень просто и вкусно. Но все-таки не гриль.

      Общение полностью легло на Ларисины хрупкие плечи в облегающем, белом джемпере. Она, похоже, уже оповестила Петера об основных параметрах моей личности. Потому что тот не задал ни одного вопроса.

      – А ты чего там с обувью так долго? – спросила вдруг она, когда Петер отвлекся на подошедшего к нему с вопросом официанта.

      – Так я же симулировала принадлежность Западу! А гардеробщики показались мне кагэбешниками. Внимательные такие.

      – Тише! – остановила меня осторожная Лариса. – Вот загребут сейчас, будешь знать, как обзываться.

      Она деланно улыбнулась, поведя серыми, густо подкрашенными по нижнему веку глазами – сначала вправо, потом медленно влево. Будто позировала перед камерой. Потом заглянула за свое плечо. Там, слава Богу, никого не было. И я потихонечку стала рассказывать дальше. Ларисе зарисовка в гардеробе понравилась, и она приглушенно перевела ее Петеру. Тот, никого не боясь, тряся кудрями, гоготал во весь голос. Особенно на слове «Скороход». Видимо, не столько из-за сюжета, а сколько потому, что аналога этому понятию ни в их словарях, ни в их жизни не нашлось, и Лариса, как заправский переводчик, употребила, наверное, какой-то смешной термин. Стало хорошо всем. Наконец-то я внесла в беседу хоть какую-то посильную лепту. Мы тоже не лыком шиты.

      Курица была приготовлена на «ять». Так вкусно я давно не ела. Может быть, курице придавало пикантности мое полулегальное пребывание под сводами ЦМТ?

      Лариса выглядела не столь возбужденно. Она вообще всегда ела лениво, словно весь этот процесс был ей скучен.

      Когда официант вдруг принес квадратную миску с водой, в которой плавал толстый кружок душистого лимона, я назначения миски не поняла. Если питье – рассуждаю про себя, – то почему в миске, а не в графине?