Везучая. Лилия Макеева

в голове, но вдруг, почти застряв в закрывающихся дверях, я коснулась тротуара обеими ступнями, как после прыжка с парашютом. Зачем я выскочила, оставалось пока неясным.

      Машина стояла себе пустая. По ней было видно, что владелец оставил ее ненадолго, максимум, на полчаса. Вариантов у меня – не густо. Или ждать, когда он выйдет, или вычислить, где он может быть. Нет, ноги и без того замерзли. А туфельки-то кстати! Я смело двинулась к дверям ресторана. Время вполне обеденное – он мог быть тут.

      Интерьер обычный, а народу полно. Видимо, кормят вкусно. Но одного беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы определить: его среди обедающих нет. Тем не менее, я, как немецкая овчарка, почуяла его присутствие.

      Войдя в зал, я всем своим видом демонстрировала поиск.

      – К сожалению, сейчас мне некуда Вас посадить, – начала привычно метрдотель.

      – Я не обедать, – перебила я ухоженную даму утрировано деловым тоном, – тут у Вас должен находиться…

      Его имя всегда производило впечатление. Но метрдотель отреагировала хладнокровно и даже ревниво:

      – А откуда Вы знаете, что он здесь?

      Сердце запрыгало – я на верном пути!

      – Мы договорились встретиться, – спокойно, с достоинством, ответила я.

      Еще разок окинув меня на всякий случай взглядом, выражающим ответственность и предупреждение – если что, мол, мы начеку! – метрдотель произнесла желанные слова:

      – Он на втором этаже, в банкетном зале.

      И бесстрастно указала рукой в сторону лестницы.

      – Спасибо! – я сдержанно поблагодарила и, как только метрдотель скрылась, метнулась через две ступеньки наверх.

      Двери в банкетный зал – высокие, белые, торжественные. Хотелось распахнуть их в обе стороны разом, как Наташа Ростова в фильме Сергея Бондарчука «Война и мир», застыв с широкой улыбкой в проеме на мгновение. Но я умела владеть собой и бесшумно приоткрыла только одну створку.

      В зале, похожем на танцевальный, стояло всего два-три стола – и никого из посетителей. Только он один, на фоне салатового цвета стены с вилкой и ножом в руках. Жует. Кушает…

      Мы сразу встретились глазами, потому что он смотрел на дверь, когда я приоткрыла ее и, не дожидаясь особого приглашения, вошла. Не отрывая от него хулигански лукавого взгляда, я шла к его столу крадущейся походкой, словно еще не была обнаружена. Как будто государственную границу пересекала.

      Он положил вилку, тоже не отрывая взгляда, и вытер рот салфеткой. Потом встал, не выходя из- за стола, будто собрался произнести речь. Я заговорила первая – на всякий случай, прежде чем он вдруг разразится нравоучительной тирадой:

      – Здравствуй, любимый! Приятного тебе аппетита! – cлова звонко ударились о лепнину высокого потолка.

      Он только широко открыл глаза.

      – Спасибо. Присаживайся. Сюрприз ходячий. – Без раздражения покачал головой застигнутый врасплох артист, сел и откинулся на спинку стула, пережевывая, улыбаясь и глядя мне молча в глаза.

      – Я