Когда я исчезну. Валентина Хайруддинова

обвиняя нас в черствости.

      Вот и сегодня утром, едва вывезя три тележки камней, Твердолоб покинул меня, объявив: «Я натер лямкой живот! Кожа у меня вся израненная хомутами и упряжками. Никто этого не желает замечать, вам ведь надо, чтобы я работал с утра до ночи. Просто валюсь с копыт». Ответом на мой вопрос: когда он проснулся сегодня (пришел Твердолоб на поле гораздо позже меня) было презрительное молчание.

      Сейчас конь обиженно пыхтел, возмущался, в общем, отвлекал. Пришлось прерваться. Я поднял голову, вежливо, но решительно спросил:

      – Как себя чувствуешь? Как прошел послеобеденный отдых? Я смотрю: ты вполне здоров, вон, об ужине переживаешь. Как рана?

      – Плохо. Да и кости ноют от непосильной работы, – с выражением крайнего сочувствия к самому себе ответил конь, – прогулка на морском берегу пошла бы мне на пользу. Я хочу на прогулку!

      Кто бы сомневался!

      – А рана? – повторил я, решив все-таки добиться ответа.

      – Болит. К тому же позавтракал я отвратительно. Лапка совершенно не заботится обо мне. И никто не переживает, что яблок нет. Вот на пикник, небось, взяли самое вкусненькое.

      – Покажи-ка рану, может, помогу, – невозмутимо предложил я.

      – Вот еще! Не стану показывать свой живот, – обиделся конь.

      – Отчего же? Покажи.

      Твердолоб слегка опешил от моей бестактности. Свою драгоценную шкуру он не позволял трогать, кому попало. Только кот Царап мог расчесывать коня. Поэтому теперь Твердолоб просто развернулся и потрусил к дому, при этом даже хвост его выражал обиду. Я ничего не сказал вслед, радуясь избавлению. Пусть себе идет. А мне нужно продолжать работу.

      Иногда показывающееся солнце согревало, и я, не чувствуя усталости, погрузился в работу. Она продвигалась, хотя земля не слишком хотела поддаваться лопате. Постепенно темно-коричневое перекопанное пространство увеличивалось, поглощая серую непаханую целину. Но вот закончилась расчищенная земля, и, следовательно, моя копка. Теперь нужно установить пять сплетенных решеток, связав между собой. Изгородь делалась для сохранения посева от ветров, камешков, которые сносило дождевыми водами с пригорка.

      Я распрямился, огляделся и увидел Белку и Пиона, коз, точнее, козу и козла, бежавших по направлению к лесной опушке. Пион скакал впереди: именно он считается главой козьих, как говорит Бормот, предприятий. Белка же характер имеет мирный, к авантюрам не склонный. Козочка делилась с обитателями молоком, хотя давала его немного, и шерстью, из которой Спица вязала носки, чулки, рукавицы, шапки и платки. Клад, а не коза! Размышления и рассуждения не обременяли ее рогатую головку, поэтому понятно, что на всякие необдуманные поступки толкала Белку крепкая дружба с Пионом, козлом активным и всегда готовым к этим самым авантюрам. Есть у него особенность: предлагать обитателям самые неожиданные и невыполнимые