Когда я исчезну. Валентина Хайруддинова

самое главное чудо именно там, на обратной стороне. Это надпись, сделанная красивыми ровными буквами. Надпись, которая порой по ночам не дает мне заснуть, состоит всего из двух слов: «Попутного ветра». Нет, не всего два, а целых два слова, обращенных ко мне из неведомого, тайного, непостижимого. Ах, как буйствовала моя фантазия в иные дни! Я придумывал портрет того, кто мог подарить мне эти часы, причем до мельчайших подробностей. Портрет получался такой: мужчина в морской амуниции, с усами, высокий, широкоплечий. Он прохаживается по палубе великолепного брига, смотрит в подзорную трубу. Кто он мне? Не ведомо. В детстве мечты приносили мне удовольствие, облегчение, являясь отрадой в дни тягот и тоски, вселяли надежду и желание ждать. Но время шло, я взрослел, воображение понемногу угасало. И все реже оно рисовало бравого капитана на палубе грозного брига, но зато мучительные вопросы тревожили все чаще.

      Пожалуй, пора. Огород ожидал – нужно продолжать работу. Сегодня это не вызвало противодействия моего организма – солнечный денек хозяйничал на острове, и под его напором отступила меланхолия. Я заспешил вниз, напевая:

      Люблю капустку свежую,

      С утра ее нарежу я.

      Люблю капустку белую,

      Салатик вкусный сделаю.

      Песенный репертуар, благодаря Бормоту, у нас обширный. Мы поем о море, о полях, лесных чащобах, оврагах – вообще, обо всем, что нас окружает в обители. Еще – о еде, в основном, о капусте.

      Я спустился вниз, быстро дошел до обители, прихватил лепешку, взял в мастерских тележку, погрузил в нее лопату, пять из десяти плетеных пролетов изгороди, изготовленных заранее, в дождливые дни, положил столбики – толстые ветки, набрал в корзинку немного картофеля помельче, выбрал небольшую вязанку хвороста. Мелькнула мысль позвать все-таки Твердолоба, тогда изгородь можно попытаться увезти всю. Но перспектива выслушивать его жалобы несколько часов кряду совершенно меня не устраивала. Как-нибудь справлюсь. Главное, денек теплый, поработаю без уныния, а после, все, как задумал: костер и печеный картофель на обед.

      Путь мой шел вдоль уже освоенных земель. Я поворачивал голову направо и налево, созерцая результаты нашего труда. А результат радовал глаз: аккуратные грядки, на которых росли тыквы и капуста, томаты и подсолнухи, картофель и морковь, лук и сельдерей, шпинат и свекла. Справа освоенные земли тянулись вдоль кустов вереска узкой полосой до обрывов, а слева – от дороги до ближайшей ложбины. Именно туда я и направлялся: к дальнему, расположенному уже за оврагом, серо-коричневому клочку земли, который станет кормить нас после того, как мы заплатим ему трудом.

      Разнообразие красок, что подарило сегодня солнце, преобразило мрачную картину. В непогоду все казалось серым, а сегодня тыква стала оранжевой, капуста – нежно-зеленой, томаты – красными, лавандовое поле – сиреневым. Вдали, с левой стороны, виднелась желтая полоса пшеницы и ржи,