Белая ласточка. Ольга Александровна Коренева

про одиночество, этот вечер и для нее стал отныне самым особенным. Больше она не глядела туда. Правда, когда через полчаса или час она глянула в тот угол, заметила: все так же молчат и смотрят… Он лишь легонько кивнет ей – как кивают в метро с эскалатора вдруг увиденному другу на встречном эскалаторе, когда голосов не слышно – она улыбнется в ответ… Ну вот просто сидят и молчат, но весь многолюдный зал кафе уже строится и существует вокруг их столика в углу, и он уже стал – казалось девчонке – центром, солнечным светилом в мире этого кафе.

      На эстраду вышли поодиночке, вразбивку, музыканты, расчехлили свои сложные орудия и стационарные агрегаты и, сев и помедлив с непроницаемо презрительными лицами, грохнули разок-другой. Мелодия, однако, полилась поначалу тихая и задушевная…

      Они все так же сидели, глядя друг на друга, бутылка вина была лишь чуть начата. О чем-то, наверное, главном, великом и совершенно ослепительном, молча разговаривали прекрасными от радости лицами.

      Белая ласточка

      «Ласточка – любимая игрушка ветра».

      Жюль Ренар

      Негр на эстраде бросил барабанные палочки и пропел: «Эвры монын…» Скорее – страстно прохрипел, прошептал свое «эвры-ы», чем пропел. И черное зеркало полированно блистало сбоку, в золоченой витой раме, и люстры переливались хрусталями… А их столик напротив зеркала. Они сидят лицом к лицу, друг против друга. Она тянет коктейль через соломину. Лариса.

      Она хочет что-то сказать ему, что-то важное. Лариса! Она молчит. О чем молчит она? О чем-то важном… Но никто не знает и никогда не узнает – о чем она молчит.

      Негр проскрипел пылко и загадочно «эвры моны-ын» и снова схватил барабанные палочки.

      Школа. «Ты опять читаешь на уроке посторонние книги? Иди к доске»… Парта, изрисованная рожами, изрезанная перочинным ножиком.

      Черт, какой ветрище! Да это прямо вихрь, смерч… Вихрь швыряет самолет, блестящий маленький самолетик. Он похож на ласточку, только – серебристую, его кружит, швыряет вверх, вниз. Он летит в солнце. И уже не видно его… Прямо в упор на солнце – вот это пике!.. Стойте, стойте, не пускайте его! Там мама! Ма-ама!

      Школа. «Опять ты читаешь Хемингуэя на уроке? Дай-ка сюда книгу»…

      Школа. «А-а-а!.. Держи Оську! Держи его, бей!..» Что это? Догоняют, дают подножку. «Бей заику!»

      Самолет разваливается на куски. Железный дождь свергается с неба. Шмяк! – в сторону отлетает пропеллер…

      А это Верка из их подъезда. С какой-то девчонкой перешептывается. «И никакой это не Оська, его по-настоящему ОскАр зовут. Нет, серьезно. Оскар Мухин. Он незаконный, от приезжего какого-то. Мать-то у него стюардесса».

      «Але, але, аэропорт? Скажите, рейс 3052…» – бабушкин желтый палец дрожит в телефонном диске.

      Догоняют. Затылком чувствует он частое, злое, чужое дыхание. Сейчас навалятся… Так и есть. Сбили с ног, снегом залепило рот, ноздри. Трудно дышать. «Ну, одноклассники!..» Душно.

      Что