Белая ласточка. Ольга Александровна Коренева

паренька, которого он чудом протащил сквозь пламя, теперь переворачивало ему всю душу; сроду такого не испытывал…

      Вдруг он заметил, что сторож-узбек – спит, мирно спит себе, как ни в чем не бывало. И даже не под стеной или в самом складе, а просто на земле – в сторонке, где сохранился какой-то кустик-карагач. «Что ж такого, – понял Виктор, – ведь суток двое небось не спал». И его самого одолела судорожная зевота. Спать, как спать-то охота! Вмиг охватило безмятежное полное спокойствие, тупая сонливость.

      «Сейчас вот заберусь в кабину и засну, – решил Виктор. – Буду дрыхнуть до самого Газли».

      Вернулись Кравцов и помощник, чтоб забрать рюкзак с вещами, бинокль, что-то еще.

      – Пошли! – бросил Кравцов.

      Длинная глинобитная стена строения поднялась вверх на глазах у Виктора и переломилась сразу в нескольких местах – став как растянутая гармонь; больно по затылку шмякнуло его чем-то плоским, и – больше ничего… Ничего больше не было.

      …Он проснулся – как понял не сразу – в больничной палате. Лежа на спине, шевельнулся: ничего не болит. Белый потолок над ним, вон сырой подтек в углу. Трещинки разбегаются по потолочной известке, здание-то старое, что делать! От вида этих трещинок его замутило, дернулся вбок (голова-то, оказывается, забинтована!), чтобы стошнило на пол. Стало рвать. Весь вспотел, обессиленно откинулся назад… И снова полетел в черноту.

      Спал, бредил. В забытьи виделось только то, что уже было на самом деле, было в прошлом, все – реальное. Вот он и Света идут из кино и спорят – как часто спорили и ругались они, господи боже, за короткий срок их знакомства!

      – Вот еще! – Света упрямо вертит головой, словно отмахивается от его слов, пряди черной каруселью разлетаются по бокам. – А мне эта твоя героиня как раз не нравится! Какая там «женственность»! Кукла, и все! Среднее между нашей Зинаидой и Юлькой.

      – Не права, Светик, – мягко убеждает он. – Она же душа дома, семьи… Ну, там еще семьи нет, но будет семья. Там так и задумано. За кадром… А он…

      – Какая там душа! – Света уже гневается. – Ну и вкусы у тебя! Может, и мне так прикажешь – сидеть дома, наводить лоск.

      – Ты меня не поняла, Света. У меня и мать и бабушка так жили. Имели профессию, лицо, но свой досуг посвящали дому.

      – Вот это «досуг»! Твоя мать всю себя отдала…

      – Ты же ничего не знаешь…

      – Может, мне паранджу надеть?! В наше-то время?

      – Но ведь если дети…

      – А я, например, не собираюсь заводить детей…

      – Но если любишь…

      – Не люблю!..

      Начинается перепалка… Ой, как ломит голову, болит в основании затылка. Больной стонет, просыпается. Сестра бережно приподнимает его обернутую чалмою бинтов голову, поправляет подушку.

      – Тише, тише, больной. Сейчас будет хорошо. Вот, примите…

      Дает порошок, подносит ко рту Виктора ложку с водой, нежно укладывает его получше. Успокаивает.

      А однажды он проснулся еще затемно. Ничего не болело. Стал вспоминать…