Собрание сочинений в 15 томах. Том первый. Анатолий Никифорович Санжаровский

хлябают! Будешь ко мне колья подбивать – пожалеешь.

      Глухой мокроглазой осенью наявляется Михаил.

      Знает, где меня искать. Сразу на ночевушки.[77]

      Только он через порог – мы все так и расстегни рты настежь.

      Вот тебе на-а!..

      Разоделся в струночку! В лаковых сапожках. В троечке… Ха! Припавлинился!

      Так у нас в Жёлтом не ходят.

      Подружка моя Лушенька Радушина, – а была Лушенька ртуть-человек, девчоночка хорошенькая, как хрусталик, – прыг только на скамью, приветно затрещала:

      – Песня тогда красивит, когда её поют!

      И повела:

      – Много певчих пташечек в наших лесах.

      Много красных девушек в сёлах-городах.

      Загоняй соловушку в клеточку свою,

      Выбирай из девушек пташечку-жену.

      Все наставили глаза на меня.

      Ждут не дождутся, что же я.

      А я во весь упор вежливо смотрю на невозможного раскрасавца своего и – ах-ах-ах! – представляю, как бы должна сильно ресничками хлопать, раз сердечушко при последних ударах.

      Только чувствую, не трепещет моё серденько.

      Тут Лушенька толк, толк меня в плечо. То ли красику[78] кажет, кто его невеста, – а ну ошибётся в выборе? – то ли мне велит спохватиться.

      Растерялась я.

      Первый раз в жизни растерялась девка-ураган.

      Это им так на первые глаза казалось, как потом говорили мне. На самом же деле, ещё с секунду, я б упала со смеху.

      До смерти распотешил меня весь этот концертишка с важнющим женихом.

      Вижу, зовёт несмелой рукой на двор.

      Я и выскочи эдако небрежно с единственным желанием отбить непутёвому гулебщику охоту веяться за мной. Пора закрывать эту прокислую комедию!

      – Ну что, Н-нюра?.. Ты… с-с-согласишься?..

      – Сбегать за тебя? – полосонула под занозу. С язвой.

      – На коюшки торопиться?.. Чего бегать?.. – Слышу, в голосе обида плотнеет. – Впросте выйти… Не на день… Да… Я хочу на те жениться…

      – Всего-то и кренделей?

      – Да-а… Вон все наши… Тятяка, дядья там… Затепло уже покатили назад в Крюковку. А я за тобой и заверни…

      «Да можно ль быть таким наянливым?[79] Ну тишкину мать! Вот Господь слепца навязал! – про себя взлютовала я. – Оно, конечно, сладкая конфетка чесотка. Почесался и ещё хочется. Но – будя!»

      А ему в открытку полоснула:

      – И не думай, и в уме не содержи! Ты мне нипочём не надрбен. За тридцать девять земель в тридесятое царствие я дажно и не собираюсь ехать.

      Натутурился[80] он, опустил лицо:

      – Н-н-ну, что ж… З-знать, не подберу я с тобой о-о-общий язык… В-в-воля твоя… Насилкой в м-м-милые н-не в-в-въедешь…

      7

      Глубину воды познаешь,

      а душу женщины – нет.

      Побыл Михаил до конца посиделок.

      Молчаком идём к нам – какой гостильщик ни пустой, в ночь в дорогу не погонишь, – а моя Лушенька напрямуху и кольни:

      – Жених, а жених! Жениться приехал. А шелестелок много? Невеста у нас не голёнка.[81] Вечёрку ладить будешь?

      – Хватит

77

Ночевушки – посиделки.

78

Красик – щёголь.

79

Наянливый – надоедливый.

80

Натутуриться – нахохлиться.

81

Голёнка – невеста без приданого.