Собрание сочинений в 15 томах. Том первый. Анатолий Никифорович Санжаровский

полотна, стоял он на свежем, – ночью, только вот выпал, – первом молодом снегу и совсем не чувствовал холода, совсем не видал себя, совсем не видал того, что одна нога была в лаковом сапоге, а другая лишь в бумажном носке.

      Где-то далече, за горой, глухо, будто со дна земли, заслышался протягливый паровозный гудок. (Мы жили тогда от путей метрах так в полусотне. Никак не дальше.)

      На ту минуту вернулась наша хозяйка.

      По нашей по нужде квартирничали мы у одних молодых. Как-то так сложилось… Держались впрохолодь, не всхожи были с ними…[105] Никогда молодайка с лубочными глазками[106] – за кроткий нрав и смазливую внешность её звали куклёнком – никуда не носила своего кричливого мальца (детей у них больше не было). А тут притемно ушуршала с ним вроде как к своей к свекрухе и вот выщелкнулась.

      Гадать нечего.

      Подозрение легло на эту большеухую лису.

      – Пеняй на свою на доблестну невестушку! – окусилась смиренная кукла. А самой злой румянец в лицо плесканул. – Эт она, твоя сродная любимушка, твой жа капиталец по-родственному подгу́ндорила[107] с большого доброчестия. Тепере и не жалае за тебя. Приспосо-о-обчивая курёнка!

      – Мерзавица! – открикнул Михаил. – Нечеуху[108] городишь, кощуница! Иль ты пердунца[109] хватила? Мор бы тебя взял, кружная овца![110] Не верю твоим клеветным словам, дрянца ты с пыльцой! Бреховня! Я пихнусь в сельсовет! На тебя заявлю, блудячая ты вяжихвостка! И тебя враз упакуют![111]

      Обточила баширница[112] Михаила незнамо каким этажом и даль орёт:

      – Оя! Кляп тебе в дыхало! Да греби ты отсюда! Нагнал морозу… Выпужал до смерточки, молневержец… До лампадки мне все твои погрозы! Так я и затарахтела перед тобой своим попенгагеном![113] Да заявляй хоша в пять сельсоветов, укоротчик! Греми своей крышкой эсколь угодно, персюковый козёл![114] Мамишну[115] свою попугай! А я навету не боюсь. Как уметил один умный дядько, «движущееся колесо собаки не обгадят»! Куда хошь и чего хошь лепи. Не дёржим. Только мы упрёмся – она спёрла! – И шатоха лошадино выкорячила зад. – Она! Она-с!

      Михаил поднял усталые шальные глаза.

      – Раз ты, Н-н-нюра, н-н-не идёшь… Р-р-раз д-д-деньги п-п-пропали… Остался на эфесе ножки свеся…[116] Что ж мне?.. Ззагнать с себя всё до нитоньки и вертаться б-б-бобылём?.. За такущее тятяка по головушке не погладит… Сезон! Сезон же увесь в поту арабил!.. Как проклятый… И в одну ночь опал достатком! Обтрясли… Нет, нет, нет уж!.. Нет уж!! Пускай лучше мои костыньки в Крюковку свезут, чем так! – дурным голосом рявкнул Михаил. – Ко всем лешим заявления!.. Ко всем лешим деньги!.. Он нас рассудит! – ткнул в огне рукой в сторону поезда.

      А поезд уже грохотал навблизях. В упор так летел. Будто сам сатана выкинул его стрелой из лука-поворота.

      И наперехватки вихрем пожёг Михаил к рельсам.

      Что было во мне мочушки стеганула я следом.

      В слезах ору во весь рот:

      – Не смей!.. Не с-с-смей!!..

      Машинист подал сигнал. Зычный. Тягучий.

      Не знаю, что подхватило меня,

105

Не всхожи с ними – не знались, не ходили к ним.

106

Лубочные глаза – глупые глаза.

107

Подгу́ндорить – взять потихоньку.

108

Нечеуха – вздор, чепуха.

109

Пердунец – самая любимая трава для скота. Когда наедятся её коровы, то пучит им животы.

110

Кружная овца – овца, заболевшая вертячкой (воспаление мозгов, которое бывает обычно от жары). Такая овца кружится и погибает.

111

Упаковать – арестовать.

112

Баширница – любительница устраивать шумные скандалы.

113

Тарахтеть попенгагеном – испытывать страх.

114

Персюковая коза, персюковый козёл – порода коз, от которых получают сорт тонкого пуха персюк.

115

Мамишна (грубое) – мама.

116

Остался на эфесе ножки свеся – остался ни с чем.