Кантата террора. Илья Владимирович Рясной

прошипел Глицерин. – Сейчас…

      – Что?

      Глицерин сдулся. Но вдруг расправил плечи и истошно завизжал:

      – Полицаи беспредельничают! Спасайте!

      Толпа, которая текла мимо, заволновалась. Несколько человек дернулось к месту разборки.

      Глицерин рванулся, но сержант схватил его за шиворот, сграбастал в охапку и обрушил увесистое тело на асфальт.

      – Помогите! Полицаи убивают!!!

      В толпе уже сформировалась группа поддержки из молодых ребят и истеричных теток с плакатами. Полицейские подтянулись, перегораживая им дорогу.

      Прапорщик начал развязывать стопку.

      – Да осторожнее, – прохрипел Глицерин.

      Полицейский что-то понял, потянулся за рацией.

      Возбужденные демонстранты напирали:

      – За что парня бьете!

      – Псы цепные!

      – Прошу не нарушать порядок и не препятствовать работе! – убеждал полицейский майор, сдерживавший толпу.

      Сержант рывком помог подняться Глицерину и завел ему руку за спину.

      Пора!

      Я стремительно рванулся вперед, плечом сшиб прапорщика. Подсечка – сержант тоже на асфальте.

      – Быстрей, Глиц, быстрей! – я рванул за руку «пингвина».

      Эти места я знал хорошо.

      Через арку трехэтажного желтого дома девятнадцатого века мы вбежали в тесный дворик, заваленный коробками и мусором – тут планировался капремонт. Вон дверь подъезда, через него можно выскочить в соседний дворик и углубиться в местные катакомбы так, что ни одна легавая след не удержит.

      – Шевелись, малохольный! – я подтолкнул Глицерина.

      Дверь открыта. Мы заскочили в подъезд. Я заблокировал дверь удачно повернувшейся шваброй. Теперь на второй этаж. Окно на козырек выбито.

      – Лезь!

      – Я… – заблеял Глицерин.

      – Лезь, индюк!.. Теперь прыгай!

      – Ноги сломаю!

      – Полицаи тебе все равно их оторвут. Прыгай!

      И он прыгнул. Ничего не повредил – внизу оказалась кучка песка.

      Дальше мы преодолели переулок, пару двориков.

      – Майку переодень, навыворот! – велел я, остановившись.

      – Я… Я… – Глицерин тщетно пытался перевести дыхание. У него был вид человека, твердо решившего скончаться на месте.

      – Быстрей!

      Глицерин стянул майку, обнажив жирное, в складках белое тело. И натянул наизнанку майку – похабно, но сгодится. Главное, не видно приметной надписи.

      Мы добрались до метро. В переходе торговали по дешевке разными шмотками, и я купил Глицерину майку с надписью «Я люблю пиво и раков», а себе – с изображением медведя в ушанке. Смотрелись мы теперь колоритно.

      Вышли на станции «Кожуховская», где вечное столпотворение рядом с рынком запчастей. Глиценрин остановился, упрямо набычился.

      – Ты кто? – глаза у него были испуганные и слегка безумные. – Ты зачем меня вытянул?

      – Ты чего, не помнишь?

      – Нет! – визгливо воскликнул Глицерин.

      – Что-то