Спасение Романовых. Алексей Колмогоров

А вы, мичман? Вы ведь видели их близко долгое время. Расскажите о них, – и он пояснил остальным. – Мичман служил юнгой на Императорской яхте «Штандарт».

      – Ого! – улыбнулся Лиховский. – Так вы плавали под парусами с Принцессами.

      Все с любопытством смотрели на меня.

      – Нет. То есть – да, ходил на яхте, но не под парусом. «Штаднарт» – современный быстроходный Корабль. Крейсерская яхта, лучшая в мире. Два котла общей мощностью двенадцать тысяч лошадиных сил. Длинна корпуса сто тридцать два метра. Максимальный ход – двадцать два узла. Восемь орудий. Команда – триста семьдесят человек…

      Они смотрели на меня и улыбались.

      – Да вы о Царевнах расскажите, – прервал меня Лиховский добродушно.

      – Можно сказать, я рос с ними … Шесть лет ходил на Царской яхте – почти все мое детство.

      Новые друзья смотрели на меня, как на сказочника.

      – Ну что ж вы, мичман, расскажите что-нибудь, – сказал Каракоев.

      Рассказывать не очень хотелось, но в то же время – они тут со своими историями, а я промолчу?

      – В первый же день я подрался с Марией Николавной.

      Это произвело впечатление.

      – Мы столкнулись с ней в узком проходе, и никто не хотел уступить дорогу. Толкались, толкались. А тут отец ее мимо проходил, говорит: «Да, дай ты ей как следует. То же мне – моряк». Ну я толкнул Марию изо всей силы, она упала, но ничего, не заплакала. Мне было десять, а ей девять.

      – То есть Государь сказал вам – толкни ее? – уточнил Лиховский.

      – Ну, да. Однажды мы с Настей забрались в спасательную шлюпку. Знаете, они висят у борта, укрыты брезентовыми тентами. Мы забрались под тент. Лежали там на дне шлюпки вдвоем… Я держал ее за руку…

      Мне стало неловко и я замолчал, но глупое мальчишеское желание утереть нос всем, особенно Лиховскому, пересилило:.

      – Обнимались. Она положила мне голову на плечо…

      – Ну, уж это вы врете, мичман, – сказал Каракоев.

      – Клянусь! Но это было детское. Мне было пятнадцать, а ей – тринадцать.

      – Пятнадцать!? Ну не такое уж детство, должен вам заметить, – усмехнулся Лиховский. – Значит, ваша Принцесса – Анастасия? Как странно – у каждого из нас своя избранница.

      Меня это задело: с чего это он взялся решать, кто моя избранница.

      – А с Татьяной мы ходили на веслах, высаживались на островах, – сказал я.

      – Только вы и она?

      – Только я и она. Государь и доктор Боткин ходили в это время на байдарке, а мы с Татьяной в шлюпке прошли на остров, разожгли костер. Сидели у огня часа два, пока Государь не стал махать нам рукой с другого берега…

      – Государь махал вам рукой? – усомнился Каракоев.

      – Да. У него есть руки. Мы вчетвером сошли на берег в шхерах – Государь, Татьяна, доктор Боткин и я… Да чего только мы с ними не делали за шесть лет…

      У меня вдруг перехватило дыхание. Позабытая жизнь, позабытое невозвратимое счастье.

      – Они всегда держались вместе, сестры – разные, и в то же время неразделимые, – сказал я, совладав с голосом. – Они даже письма и записки подписывали