Инсургент. Вероника Рот

в очередной раз, я сижу на кровати и напряженно смотрю в стену.

      – Слава богу, – вздыхает он, прислоняясь лбом к двери. – Я уже думал, что кошмар будет бесконечным и мне придется оставить тебя здесь… нюхать цветочки и делать все, что тебе захочется, под влиянием химической дряни.

      – Я их прибью, – говорю я. – Прибью.

      – Не стоит. Мы все равно скоро уходим, – отвечает он, закрывая за собой дверь. Достает из заднего кармана жесткий диск. – Думаю, надо спрятать его за шкафом.

      – Он там уже был.

      – Ага, и именно поэтому Питер не станет искать его здесь снова, – заявляет Тобиас, одной рукой отодвигая шкаф, а другой – засовывая за него диск.

      – Почему я не смогла преодолеть действие сыворотки умиротворения? – удивляюсь я. – Если мои мозги такие чудные, они даже смогли сопротивляться симуляции, почему не справились теперь?

      – На самом деле, не знаю, – произносит он. Плюхается на кровать рядом со мной, сбивая матрас. – Может, чтобы противостоять сыворотке, надо желать этого.

      – Ну, очевидно, я желала, – неуверенно отвечаю я. Или было так здорово забыть про гнев, боль просто на пару часов?

      – Иногда люди хотят быть счастливы, даже если не по-настоящему, – и он обнимает меня за плечи.

      Он прав. Даже сейчас мир между нами основан на том, что мы не говорим об определенных вещах. Об Уилле, о моих родителях, о том, как я ему чуть в голову не выстрелила. О Маркусе. Но я не смею разрушить этот мир правдой, поскольку я держусь за него руками и ногами, чтобы не рухнуть самой.

      – Должно быть так, – шепчу я.

      – Ты уступаешь? – спрашивает он, открывая рот в притворном изумлении. – Похоже, хоть какая-то польза есть от этой сыворотки…

      Я изо всех сил толкаю его локтем.

      – Возьми свои слова назад. Сейчас же.

      – Ладно, ладно!

      Он поднимает руки.

      – Просто… я тоже не настолько хороший, ты же знаешь. Поэтому ты мне так нравишься…

      – Вон! – кричу я, показывая на дверь.

      Усмехаясь, Тобиас целует меня в щеку и уходит.

      Этим вечером мне так стыдно за произошедшее, что я не прихожу на ужин. Вместо этого я сижу на дереве в дальнем конце сада и ем спелые яблоки. Забираюсь настолько высоко, насколько смелости хватает. Мышцы горят от напряжения. Но даже тут я продолжаю горевать и поэтому стараюсь отвлечься.

      Вытирая лоб краем футболки, я слышу непонятный звук. Сначала еле различимый, не громче стрекота цикад. Замираю и прислушиваюсь, и, спустя мгновение, понимаю, что это машины.

      У Товарищества есть дюжина грузовиков, на которых они возят разные вещи, но только по выходным. У меня холодеет затылок. Значит, приближаются эрудиты. Но надо убедиться.

      Я хватаюсь за ветку у себя над головой обеими руками, но подтягиваюсь на одной левой. Удивляюсь, что до сих пор способна на такое. Листья путаются и шуршат в волосах. Когда я переношу вес на другую сторону, падает пара яблок. Деревья не слишком-то высокие, и обзор не очень хороший.

      Используя соседние ветки в качестве ступенек,