Выхода нет. Аня Архипова

пошла вдоль по коридору на солнечный свет из окон, где был проход к центральному фойе.

      – Тань, постой!

      С того момента всё приобрело другие цвета. Этот цветной сон психопата быстро превратился во вполне осознанную реальность, в которой появилось место дикому и странному чувству под названием «что за фигня?».

      – Что за фигня, Тань?

      – Ты не спишь, – резко, не оборачиваясь, бросила она в меня.

      – Не сплю.

      – Смотри, в себя пришла, – едко так подколола.

      – Не пришла.

      – Еще раз ударить?

      – Не стоит, – на шаг назад всё же отступила, мало ли ее переклинит.

      – За кофе пошли! – не оборачиваясь, но так же зло бросила в меня предложением.

      – Кофе да, кофе сейчас очень надо.

      Мы шли по длинному стеклянному солнечному коридору, который соединял старое и новое здания университета. Я понимала, что всё сейчас происходит просто как в состоянии дежавю – это уже было. За все эти пятьдесят метров коридора я даже приняла мысль, что всё, что произошло в моей жизни после две тысячи восьмого года – это и был сон, а сейчас я просто снова проснулась. Страшный сон студента – еще и еще раз возвращаться в альма-матер, диплом которой уже давно пылится где-то в неразобранных коробках. За все годы работы никто никогда и не спрашивал у меня этот диплом.

      Навстречу шли знакомые люди, которых я не видела уже лет десять, и все они здоровались, улыбались. Караван бодрых скитальцев – от кабинета к кабинету, от звонка до звонка.

      – Виталик идет, улыбайся, – обернулась, прошипела.

      – Кто? Виталик?

      Ну и тут, конечно, как в слоу-мо проплыл он – тот, чей голос и глаза я уже из памяти начала стирать.

      – П’ивет, – пронесся мимо.

      Но нет, голос-то как раз и не забыла. И речевые дефекты тоже.

      – Остановись! – одернула я Таню за рукав. – Только давай сейчас серьезно.

      – Ну, серьезней некуда, – остановилась, уставилась на меня, ждала каминг-аута, по ходу. Наверное, с таким лицом его все ждут – слегка не в себе, но серьезным.

      – Какое сегодня число?

      – Шестнадцатое мая.

      – Год?

      – Две тысячи восьмой.

      – Да нет, я сплю, – отмахнулась.

      Ответа и повторения пощечины уже не ожидалось. Таня просто развернулась и пошла в сторону буфета. Молча.

      А теперь представьте, что в такую ситуацию попали вы. Представили? Ну-ну, и что бы вы делали? Кричали по всем углам и коридорам, что всё это шоу Трумана и верните меня обратно в мой две тысячи двадцатый? Обычно таких смельчаков по-тихому увозят в места не столь отдаленные поспать под капельницей. По мне, такая перспектива ну так себе. А еще помните, накануне две тысячи двадцатого кто-то хорошо закусил мышкой – и всё в нем пошло не по плану. Интересно, сколько нас таких китайцев ходит по свету?

      Я стояла среди яркого стеклянного коридора, а всё вокруг как будто замерло. Знаете, бывает так, когда ну очень уж поражен, ошеломлен, удивлен происходящим. Как выпускница филологического факультета могу сказать,