Записки с Белого острова. Алина Пожарская

я повздорила с Диджеем Толяном и пришла домой с отпечатком диджей-толянской кроссовки спереди на бедре.

      – Вот же! – сказала мама. Она, как назло, вместо редакции взяла работу на дом. – Опять Рахматуллин?

      – Опять.

      На Толяна я не жалуюсь только потому, что у него демократия по части доставаний. Достаёт Толян всех.

      – Ты самое главное-то, Аль, – сказала Мара, когда я вышла во двор. – Когда с кем-то дерёшься, тебе должно быть плевать, что с тобой случится. Только так ты можешь победить. А нет – так лучше и не начинать вовсе.

      Мы сидели на заборе. Забор периодически кренился назад, но мы так уже падали, ничего страшного в этом нет. Было весело.

      – Сегодня я так и сделала, – ответила я.

      – И как?

      – Кажется, получилось. Но часто повторять не смогу. Победить победю, а от какого-нибудь сердечного приступа сдохну.

* * *

      На другой день я пришла с морковкой. В школе недавно открылся живой уголок – это случилось, когда Андрею, Ма́риному парню, какие-то малолетки оставили крысу, попросили за ней присмотреть, и убежали. Андрей крысу дома держать не мог, пожалел её и отнёс в кабинет биологии. И, сам того не желая, основал уголок – ну или не он, а крыса Юлька. Позже там появились крольчиха Кнопка, коричневый морской свин Чапаев, пара безымянных бактерий – виновники моего погоняла «Диджей Двести Двадцать» – и два мадагаскарских таракана Болек и Лёлек. Эти два товарища живут в стеклянной банке, и однажды их кто-то выпустил. Болек зашёл в исторический кабинет и был восторженно принят пятиклассниками, а Лёлек явился в учительскую, но фурора произвести не удалось: завуч Галина Михална, по совместительству учитель биологии, молча взяла его и посадила на своё почти горизонтальное декольте. Почётно пронесла его через весь этаж и водворила обратно в банку.

      Я решила, что заниматься буду не деструктивом, а конструктивом: например, кормить Кнопку. Это полезнее всем: и Кнопке, и Рахматуллину, и мне.

      У самого кабинета я остановилась: оттуда слышался грохот.

      Я сняла рюкзак, повесила его на одно плечо так, чтобы он болтался на животе, сделала вдох и вошла.

      На парте лежал Гаврила Слизняков из девятого. Он вытаращил глаза и устремил их в потолок.

      А на Гавриле возлежал Диджей Толян и тоже таращил глаза – глаза у него как вишни. Сжимал Гавриле горло и что-то пытался ему объяснить.

      Увидев меня, оба рухнули с парты на школьный пол.

      – Доброе утро, – сказала я. – Не помешала?

      – А теперь пошёл отсюда, – закончил Толя свою лекцию, начало которой я пропустила.

      Гаврила встал, отряхнулся, зачем-то ощупал коленки.

      – Руки убрал, – сказал он. – Понял я, понял.

      И вышел мимо меня из кабинета.

      На шум прибежал Диджей Большой Женя: он иногда ухаживает за свином Чапаевым.

      – Что сегодня случилось тут? – спросил он. Видимо, накануне опять «Звёздные войны» пересмотрел.

      Толя тоже поднялся. Он тяжело дышал.

      – Так вот, – начал он. – Захожу я в школу, вижу краем глаза – Слизняк сюда пошёл. След свой, хе-хе, оставил.

      – Ну