Всего один день. Гейл Форман

и в животе растет какое-то напряжение, я все думаю, даст ли он ей упасть. Но Уиллем не дает, все продолжает перекатывать. Наигравшись, он бросает ее мне, как накануне.

      – Можно кое-что спросить? – спустя минуту говорю я.

      – Да.

      – Это было частью программы?

      Он настораживается.

      – Ну, ты после каждого выступления бросаешь какой-нибудь девчонке монетку, или я особенная?

      Вернувшись в отель прошлым вечером, я очень долго рассматривала монетку Уиллема. Это была чешская крона, равная по стоимости примерно пяти центам. Но все же я не стала класть ее в то же отделение кошелька, где хранила другие зарубежные монетки. Я достаю ее сейчас. Она сверкает на ярком солнце.

      Уиллем тоже смотрит на нее. Не знаю, говорит ли он правду или просто какую-то безумную чушь, или, может, и то и другое. Именно это он и отвечает:

      – Может, и то и другое.

      Семь

      На выходе из ресторана Уиллем спрашивает у меня, который час. Я поворачиваю часы на запястье. Они кажутся тяжелее обычного, рука под ними чешется. Кожа у меня там бледная, ведь она уже три недели окована этим тяжелым куском металла. Я их ни разу не снимала.

      Это подарок от родителей, хотя вручила их мне мама, вечером после получения аттестатов, что мы отметили в итальянском ресторане с семьей Мелани. Там же они сообщили нам и об этом туре.

      – Что это? – спросила я. Мы сидели на кухне, отходили от тяжелого дня. – Подарок ведь уже был.

      Она улыбнулась.

      – А у меня еще один.

      Я открыла коробочку, провела пальцами по тяжелому золотому браслету, прочла выгравированную надпись.

      – Это слишком, – я действительно так думала. Во всех отношениях.

      – Время никого не ждет, – сказала мама, немного грустно улыбнувшись. – И ты заслужила хорошие часы, чтобы следить за ним. – Затем она надела их мне на руку, показала, где там дополнительная застежка, сказала, что они еще и водозащитные. – Ни за что не соскочат. Так что можешь взять их с собой в Европу.

      – Ой, нет. Они слишком дорогие.

      – Ничего страшного. Они застрахованы. К тому же твой «Свотч» я выбросила.

      – Да? – я носила эти часы в полосочку, как у зебры, все старшие классы.

      – Ты теперь взрослая. И часы у тебя должны быть как у взрослой.

      Я смотрю на них. Уже почти четыре. Во время тура я вздохнула бы с облегчением, потому что самая активная часть дня как раз подходила к концу. Обычно мы в пять отдыхали, а к восьми я, как правило, уже могла пойти к себе в номер и найти какой-нибудь фильм.

      – Наверное, пора уже посмотреть что-нибудь из достопримечательностей, – говорит Уиллем. – Ты знаешь, куда хочешь?

      Я пожимаю плечами.

      – Можем начать с Сены. Это не она? – я показываю на бетонную набережную у какой-то речки.

      Уиллем смеется.

      – Нет, это канал.

      Мы идем по мощеной дорожке, и Уиллем достает толстый путеводитель по Европе «Раф Гайд». Он открывает небольшую карту Парижа и приблизительно