Жажда. Темная вода. Ник Никсон

завопил молитву о прощении души. Эли беззвучно повторила ее, совершенно не вникая в слова.

      – У меня язык не поворачивается назвать этого богохульника братом, – продолжал отец. – Агроном проявил милосердие, изгнав его, а надо было казнить прилюдно. Из – за него от нас отвернулись все. Брак с Лотосом – шанс восстановить репутацию нашего рода.

      – Понимаю пап. Прости.

      – Дочка…, – он обнял ее. – Я так люблю тебя.

      Эли собиралась ответить взаимностью, но произнесла лишь:

      – Да пребудет с тобой милость Богини, Папа.

      Он кивнул понимающе.

      – И с тобой.

      Эли ушла в свою комнату и просидела в тишине до темноты, пока не услышала, как прекратились за стеной стоны, и он заснул. Затем вытащила из – под кровати подаренную Витькой книгу, открыла первую страницу.

      – Гэтсби…

      ***

      Витька хорошо помнил день, когда впервые увидел Мид. Готические темно – серые стены, будто вытесанные из скалы, поверх них жесткие ребра, словно рельсы, поднимающие могучую ступенчатую конструкцию в небо, и острый шпиль на вершине точно кончик лезвия огромного ножа. Здание олицетворяло мощь и защиту, которых так не хватало горстке людей, выбравшихся из двухлетнего подземного заточения. В общине тогда было от силы полсотни душ, совсем разные люди: таксист, бухгалтер, полицейский, банкир, военный, домохозяйка – у каждого за плечами собственная трагическая история, но объединяло их одно – желание начать новую жизнь.

      Здание требовалось привести в порядок. Работали день и ночь: построили баррикады на Смоленско – Сенной площади, чтобы контролировать приближение тварей со стороны реки, вокруг здания вырыли защитный ров, установили стальные ставни на окна, обустроили внутренние помещения под жилой быт. Витька, как самый младший, слонялся тут и там в качестве подмастерья. Толку от шестилетки было немного, но он старался не отставать от остальных и честно отрабатывал норму.

      Пережитый ужас, потеря близких и вынужденная кооперация сплотили новоявленных мидовцев в одну большую семью. Никто не запирал двери, гостям всегда были рады. Со временем жизнь наладилась – образовывались новые семьи, понятие отцовства и материнства размывались – всех рождённых детей любили как родных. Женщины сообща готовили пищу и вели хозяйство, мужчины защищали Мид от набегов тварей, выходили в кольцо на поиски товаров, которые затем продавали другим общинам, на вырученные деньги покупали еду и воду, и делили поровну на всех.

      – Витек! Давай к нам.

      Он уселся на свободный стул. Котел, его друг детства, ставший сталкером на год раньше, придвинул к нему стакан с коричневой жидкостью.

      – Грушевый компот. Попробуй, вкуснотища какая. Даже не забродил, на совесть делали. Только сильно не увлекайся, сахара много.

      – По какому поводу пирушка? – спросил Витька, удивленно разглядывая, ломящийся от консервов стол, – тут и мясные, рыбные, фасоль, ананас.

      – Фонарь с Барни сокровищницу вскрыли у Лефортовского