Жажда. Темная вода. Ник Никсон

можно зачищать от ржавчины трубы, Батя излучал собой недюжинную силу, мудрость и одновременно дружественную простоту. Бывший командир разведроты, побывавший во множестве горячих точках, привыкший пробивать себе путь головой. Последние годы Батя все больше стал прикипать к власти и все сильнее отдалялся от людей. Все чаще его стали приглашать на застолья Кремля и все реже он отказывался. Несмотря на это люди верили ему – его слова успокаивали, вселяли надежду.

      Батя глубоко и задумчиво вздохнул. Затем произнес непривычно строго:

      – Никто не должен знать! Пусть Суворов думает, что его людей урки хлопнули.

      – Не узнают, – заверил Кобальт.

      – А с Витькой как поступишь? У него язык – помело.

      – Он никому не скажет.

      – Если слухи разойдутся, мы не отмоемся. Это война, понимаешь ты или нет?!

      Кобальт прошагал к карте России на стене. Помолчал, подумал.

      – К черту Кремль, к черту Гортранс и остальных, – сказал вдруг он. – Пошлем их всех на хрен.

      – Это как понимать?

      – Так больше продолжаться не должно.

      – Именно об этом я и думаю каждый день – как извертеться, угодить и тем и другим, чтобы людям было, что в стакан налить.

      – А может пора перестать вертеться? И начать действовать?

      Батя подошел к Кобальту, посмотрел ему в глаза.

      – Помнится, я спросил тебя совета однажды, как поступить, и ты ответил: «Я сталкер, мое дело в поле ходить». Это ты делаешь и правда лучше других, вот и продолжай. А политику оставь мне. Потому что я думаю не только о том, что есть сегодня, но и том, что будет завтра…

      Кобальт перебил его:

      – А ты задумывался, где мы будем через год доставать лекарства, консервы, запчасти, бензин? В кольце ничего не осталось. Мы все выгребли.

      – В Кольце еще полно добра. Ищите лучше, работайте тщательней. За кольцом слишком опасно.

      Кобальт сделал два шага назад, чтобы охватить взглядом всю карту.

      – Я говорю не о выходе за кольцо, а о том, чтобы вообще уйти из Москвы.

      Батя несколько мгновений пялился на Кобальта, пытаясь понять шутит ли тот.

      – И куда мы пойдем? – усмехнулся он. – Может в Оазис? Где океан чистой воды, плодородные земли и птички поют. Ты что проповедей Агронома наслушался?

      Кобальт ткнул пальцем в карту. Батя подошел, взял со стола очки, пригляделся.

      – Ледник Безенги, самый большой на Кавказе, – пояснил сталкер. – Ему несколько тысяч лет, толщина льда две сотни метров. Верхний слой намерз темной водой, но ниже до сих пор чистая.

      Батя снял очки и разочарованно вздохнул.

      – Я все рассчитал, – Кобальт схватил чистый лист бумаги со стола, начал писать. – Сто шесть человек, по два литра в день, умножаем. Три водовозки хватит, машины достанем, знаю где. Людей погрузим на автобусы, вперед пустим бульдозер, чтобы дорогу разгребал.

      – Кобальт…

      – С находкой Фонаря нам провизии на несколько месяцев хватит, – продолжал