Последняя коммуна. Игорь Александрович Кожухов

все дни, за малым запоминающимся исключением, сливаются в один. И если этого, особенного, исключительного нет, то вся неделя сливается в один день! И ведь именно потому детство кажется долгим, что каждый момент отличен от другого – с другими мыслями, с другим настроем. А ты с каждым часом прогрессируешь, растёшь, запоминаешь почти все моменты и действия и, складывая потом это во времени, получаешь длинный, насыщенный и отличный от других, день… Ну, а во второй половине жизни занимаешься, в основном, чем-то давно знакомым, рутинным, не требующим никакого напряжения – ни физических сил, ни моральных, ни слишком интеллектуальных… И всё идёт на самотёк, как вода в тихой равнинной реке… Неприятные мысли поразили своей неизбежной действительностью. А может, это город? Ведь я же знаю, что вдали от цивилизации человек постоянно вынужден самой жизнью бороться за своё существование. Конечно, где-то меньше, где-то больше. Но в основе своей жизнь села и деревни – это борьба, а борьба – это жизнь! Но ведь и здесь я борюсь за своё благополучие, немного по-иному, но суть та же!.. Эх, доработаю до пенсии, начну читать больше, может, ездить в неизвестные страны, а может, книгу напишу… Посмотрим…»

                                    * * *

      Тесть меня встретил обиженный.

      – Среди недели что? Совсем нет времени навестить? Хоть ненадолго. Я уже совсем прокис – и телом, и мыслями. Только и делаю, что в окошко гляжу, дак и то хорошего мало…

      – А что так? – я распаковал переданные женой медицинские салфетки и обтёр раздевшегося и помогавшего мне с нетерпением тестя.

      – Да то! Всю жизнь бежал, а вот стоило остановиться, так стал опять о ней же, о жизни и думать. Ведь получается, и я не очень, слава Богу, живу, если сын мой от первой бабы совсем забыл, что я ему отец. Грустно и немного обидно… – Тесть с усилием, старательно приподнимался на руках, чтобы я достал салфеткой места, куда он сам дотянуться не мог.

      Я не показал вида, что удивился, хотя совершенно не знал об этом. Не зная, что сказать, сказал первое, что пришло на ум:

      – Может, нужно встретиться с ним, поговорить? Кстати, я даже не знал об этом. Это секрет? И где он живёт? В вашей деревне?

      Тесть надел чистую футболку, укрылся по пояс простынёй и, сложив руки на живот, ответил:

      – Нет, в соседней деревне с матерью, моей, понимаешь, первой женой. Я на ней за сорок дней до армии женился. А через год, уже в армии, письмо от неё получил, что меня они с сыном не любят и что теперь замуж она выходит по любви. Я даже не поехал к ним после армии – запретила строго-настрого. Только в сельский совет зашёл, печать в паспорт поставить, что разведён и – всё. И заново всё начал, с чистого листа.

      – Ну, а что тебя мучает? По-моему, сделал всё, как она захотела. И сын, наверное, тебя не знает. Тот мужик – ему отец!

      Тесть посмотрел на меня и грустно ответил:

      – Я тоже так думаю, только вот здесь, – он приложил здоровую пятерню к груди, – всё чаще ноет. Больно! – он немного помолчал, – эх, чичас бы настоячки на берёзовых почках, с духом леса