Последняя коммуна. Игорь Александрович Кожухов

А чем колешь, если не секрет? Новомодным?

      Я, поняв, о чём он говорит, подал ему красивый колун.

      – Вот, только такой у тестя. Но мне нравится: и замах хороший, и по весу подходит.

      Дед, улыбаясь, взял колун и, повернувшись, пошёл к своим дровам, коротко бросив:

      – Ну, иди сюда. Спытам, чей дядька важнее, а то привыкли, как сороки,

      на блеск зариться…

      Обрадованный поворотом дела, я быстро подкатил две чурки и, встав на них, перемахнул через забор. Дед, уже стоя около дров, подал голос:

      – В калитку же полста метров обойти, не лихо скакать через заплот?

      – Да скорее хочется…

      – А куда гонишь? У тебя ещё время вволю есть. Это мне надо бы шагу добавить, однако, наоборот, ноги тише бегут…

      Он, разговаривая, осматривал чурки, придирчиво выбирая необходимую, и, наконец выбрав, по его мнению нужную для моей проверки, поставил её на «постамент».

      – Ну, бери свой красивый и, как умеешь, руби. Только не скромничай, со всей силы…

      Я взял топор, отшагнул на длину топорища и, немного из-за спины замахнувшись, ударил по чурке. Удар был довольно сильный и чуть заострённое, вытянутое лезвие нерусского колуна воткнулось в чурку. Дед удовлетворённо хмыкнул и, посмотрев на меня, быстро прикрикнул:

      – Ещё!

      Я, опять длинно замахнувшись и уже с протяжным выдохом, ещё раз рубанул по чурбаку. Он, подняв руку, остановил меня.

      – Теперь, бери мой и сделай то же самое.

      Его колун был немного тяжелее и совсем не такой блестящий, насаженный на прямое берёзовое топорище с тонкой стороны в сторону утолщения, и без обычно обязательного клина. Само топорище было тоже примерно чуть больше метра, тёмно-серого цвета, шлифованное стеклом по всей длине, с удобным, по руке, местом хвата. Хозяин не торопил, явно довольный моим интересом к колуну. Взяв правой рукой сантиметров на семь от окончания топорища, а левой примерно за середину, я отступил правой ногой на шаг назад, замахнулся и, перенеся опору на левую ногу, ударил по чурке – хрясь! Чурка раскололась! Она не развалилась на две половины, но дорубить другим острым топором было уже дело техники…

      – Ну, и в чём разница? – дед довольно улыбался.

      – Я как-то не понял пока. Может, я уже своим набил трещину и вашим добил…

      – Держи карман шире. Своим набил… ты видишь, у твоего ручка какая, как удилище у рыбака болтается! Ты бьёшь, а она амортизирует словно рессора, и удара, как факта, нет. А мой?.. Насколько замахнёшь, настолько и удар – жёстко и чётко… Самое главное, чтобы сам колун по чурке ударял на излёте, с самой большой энергией. Тогда и руки не отбиваешь, и эффект девяносто процентов!

      Дед замолчал, улыбаясь и любовно глядя на свой колун в моих руках.

      – Все эти выкрутасы магазинные мне известны: чтобы блестело ярче, чтобы футляр с буквами иностранными, да чтобы куплен был в городе: в ГУМе или на барахолке, – он говорил это, не отрывая цепких глаз от лица, от цветной куртки и от, модных тогда, сапог-дутышей с поролоновыми чулками – от всего меня, по его мнению, искусственного