Последняя коммуна. Игорь Александрович Кожухов

вдруг замолчал и, извинительно помолчав, добавил:

      – Что-то меня в сторону от темы понесло. Ну, да ладно, кáпни ещё для

      красноречия… – он легко опорожнил рюмку и, поковыряв вилкой в тарелке, продолжил. – И вдруг он женился! Мне уже лет семь-восемь было, совсем по тем временам здоровый, понимал всё. Так вот Оля – жена его неожиданная, была просто сказкой лесной, царевной. И красотой удивительна, и характером покладиста, и работяща! А что самое-то обидное для многих – совсем молода. Было ей в ту пору конец семнадцати, начало восемнадцати годов. Но влюбилась она в него, как лебёдка в лебедя влюбляется – на всю жизнь. Прошли у них праздники свадьбы, отшептали ночи страстные – пора ему в лес. Ну ушёл, так она, пока его неделю не было, места себе не находила, мучилась. А как он пришёл из тайги, говорит ему, мол, всё, только с тобой. Он, как бы вначале – нельзя, то да сё. Только она не отступила. И стала с ним ходить в лес как помощница, загонщица и даже стрелóк… – Тесть опять остановился и, посмотрев на часы, засомневался, – завтра вставать же рано, может, спать пойдём? Потом доскажу?

      Я не согласился: – Ты, отец, в больнице на год вперёд отоспишься, ещё устанешь. Давай доведи до окончания историю…

      Он подморгнул мне и продолжил:

      – Ну, год проходили, слава Богу. А на зиму затяжелела она. Пока было не видно, никто и не знал, а на Рождество, приметив её в новом деревенском клубе с хорошим брюшком, зашептались – всё, нужно Николаю нового помощника! К тому и шло. Однако в феврале уговорила она его в последний раз на медведя сходить вместе. А что? Медведь для него, что мне теперь заяц, наверно. Вот он и решил посвятить медведя будущему сыну. Дальше расскажу, как люди говорили потом. – Тесть смахнул со лба капельки пота и, хлебнув остывшего чая, продолжил:

      – Лёжки медвежьи он, считай, все знал наперечёт, даже, где какой зимует. Вот и выбрал самца поматёрее. Натоптал себе место около огромной сосны, рогатину крепкую срубил, нож удобно на ремне расположил. Ольгу же с карабином поставил метрах в двадцати сбоку, именно чтобы смотрела, ведь в себе он был уверен на сто процентов. Будить матёрого долго не надо, и уже через две минуты он стоял спиной к сосне с ножом наизготовку, упирая рогатину в основание дерева. Но… вот же судьба-злодейка! Медведь, сразу из берлоги, несколько минут на солнце ничего не видит и поэтому сначала рвётся на голос и запах. И, хотя Николай орал, материнский запах Ольги матёрый почуял быстрее, ведь стояла она по ветру к берлоге. Поэтому, слепой от солнца медведь встал во весь свой огромный рост и, маша лапами, пошёл на Ольгу. Охотник, бросив ненужную рогатину, кинулся за ним, взревев громче медведя… В общем, выстрелила Ольга, когда медведь был уже в метре от неё и, на их счастье, попала ему прямо в сердце. Но он по инерции сходу упал на неё, вдавив девушку в снег, чем спас её от когтистых лап, конвульсивно режущих наст. Николай молниеносно прыгнул на матёрого со спины и, одним ударом ножа перерубив ему лён, перевернул полутонную тушу, как мешок картошки. Ольга смотрела на него почерневшими от ужаса глазами