Последняя коммуна. Игорь Александрович Кожухов

что когда сознание я потерял, он так испугался, что даже сначала хотел меня в снег глубже закопать, а бабе моей сказать, что, мол, Семён потерялся… Потом, правда, испуг прошёл у него, опомнился…

      Хирург, уже не сдерживаясь, смеялся в голос, хлопая ладонями по коленям. Смеялся и я, жалея, что не распросил тестя об этом происшествии вчера…

      Потом он щупал колено тестя и морщил лоб. Позвонив куда-то, вытребовал инвалидную коляску и, посадив туда больного, объяснил мне, куда ехать и что делать.

      Через час мы вернулись и, войдя без очереди, я отдал ему ещё сырой рентгеновский снимок. Досмотрев очередного больного, врач вызвал нас.

      Снова молчали, но теперь хирург заговорил сам:

      – Я понимаю, что вы там все сами себе лекари – жизнь такая. Но то, что сначала было просто переломом, после операции вашего Орла стало переломом с серьёзным смещением. И этот перелом вдобавок сросся, как я понимаю, ещё и самодельно загипсованный? – тесть в согласии тряс головой, всё ещё глупо улыбаясь.

      – Так вот, – хирург сел, положил рентгеновский снимок на стол и внятно закончил, – нужно снова ломать, ставить специальный аппарат и, возможно, если всё получится хорошо, месяца через три Семён Аркадьевич сможет потихоньку ходить!

      Тесть вылупил в испуганном возмущении глаза и, надув щёки, выпустил воздух: – Ну и ну…

                                    * * *

      Сегодня нас домой отпустили, ведь один день уже ничего не решал. Тесть, наконец, уяснил проблему и обратную дорогу молчал, морща лоб и что-то думая.

      – А скажи, как это я буду три месяца лежать? Или врач меня обманул? Это же немыслимо! Ладно бы нога совсем отломилась, а то она же есть! У нас, когда я салагой был, землемеру совхозному – Лёхе Пашутову, косилкой на покосе обе ступни отрезало – еле спасли. Однако через два месяца он уже на маленьких протезах шпарил, как настоящий, и даже с работы не ушёл. В смысле, его на лёгкий труд перевели – веники для фермы вязать и черенки для лопат и тяпок готовить. Но ведь он на ногах ходил, хотя, конечно, лошадь была к нему прикомандирована. А тут три месяца! И ещё, если всё хорошо…

      Я не пытался его успокаивать, потому что тесть сам всё понимал, и врач объяснил доходчиво. И он, не слыша в поддержку моё возмущение, замолчал и совсем загрустил…

      Дома жена моя тоже встревожилась, но уже сам тесть её успокоил:

      – Не переживай, Дашута, на мне, как на псе добром, всё зарастёт. Если не к весенней охоте, то к первым грибам точно бегать буду.

      Мы с ним по очереди приняли ванну, и уже вечером всей семьёй сели за стол. Как ни странно, тесть выпил только рюмку своей знаменитой настойки и больше – наотрез отказался…

      Когда Даша пошла укладывать сына, мы остались вдвоём, и я задал ему вопрос, который меня очень волновал:

      – Скажи, отец, а что за человек дед Коля Комель? Как-то он обособленно живёт, или мне показалось?

      Тестя я впервые назвал отцом и, хотя это получилось спонтанно, я заметил, что он этому как-то обрадовался. Наверное, это означало